РИА Новости Украина — Радиостанция Голос Столицы
Накануне в Киеве офицер Вооруженных сил убил мужчину на остановке общественного транспорта около станции метро "Черниговская". Один из пассажиров сделал замечание желающему пройти в салон без очереди. Тот пошел в ближайший магазин, купил нож, вернулся на место и ударил сделавшего замечание прямо в сердце. Мужчина 1983 года рождения скончался на месте инцидента, а предполагаемый убийца пошел в направлении метро. Позже его задержали на одной из улиц Киева. Выяснилось, что это младший лейтенант 1990 года рождения, контрактник воинской части с дислокацией в Белой Церкви.
Главный военный прокурор Анатолий Матиос сообщил, что совсем недавно офицер с частью вернулся из зоны проведения АТО. Кстати, в связи со случившимся Матиос фактически обвинил исполняющую обязанности министра здравоохранения Уляну Супрун и нардепов в бездействии относительно реабилитации военных с посттравматическим синдромом.
Подробнее об этом рассказала в эфире радиостанции Голос Столицы основатель волонтерской сотни "Добра воля" и советник заместителя министра обороны Наталья Воронкова.
Есть какая-то информация — был ли задержанный офицер в самоволке или был в официальном увольнении в момент, когда совершил убийство?
— Вы же понимаете, что это материалы следствия. Я знаю о том, что в деле появились новые определенные свидетельства о том, что бригада уже была выведена из зоны боевых действий, ППД у них недалеко. Для того, чтобы понимать в самоволке он был или нет, нужно знать был ли написан рапорт на выходные. Потому что это нормальная практика, когда люди отпускаются, потому слово «самоволка» не совсем корректно. То есть он мог уйти без рапорта. Самоволка — это когда он из зоны боевых действий убежал. Там уже мы говорим о самоволке, о дезертирстве, о СЗЧ и т. д. Я думаю, что более объективным будет следствие. Потому что должны, во-первых, допросить свидетелей. Мало того, наверное, неплохо было бы и обследовать и бойца. Было ли у него ранение в голову, были ли у него контузии, могло ли сказаться какое-то действие? Причем, то, что Матиос обвинил Супрун, я, наверное, частично согласна глобально по отношению к стране. Потому что действительно очень мало делается. Что касается как раз 72 бригады, которая вышла, те шаги, которые сделало Минобороны — им был предложен санаторий для психологической реабилитации. И насколько я знаю, часть бригады съездила в санаторий. И как раз проходили там курс психологической адаптации к мирной жизни. Эта бригада очень долгое время не возвращалась на ППД. То есть они очень долго не возвращались в Белую Церковь.
То есть этот процесс адаптации к мирной жизни не обязателен?
— К сожалению, это законодательно у нас не принято. Мое субъективное мнение говорю, что должен быть какой-то промежуточный этап, в котором военный будет обязан: первое — пройти медицинское обследование в учреждениях, потому что мы не знаем, какие проблемы у него вылезут. Очень многие болезни просто хронически обостряются, и когда потом у военного заканчивается контракт, проблема заключается в чем, мы понимаем? В том, что у нас есть военная медицина, и у нас есть гражданская медицина. Пока он еще военнослужащий, его лечат в военных госпиталях. А когда он становится так называемым дембелем, или у него закончился контракт, то к сожалению, патовая ситуация. Он превращается в обычного гражданина, а весь вот тот букет, приобретенный, в том числе в следствие того, что он был в зоне АТО, в условиях огромного стресса, потому что это огромный стресс, как бы там ни было, то в гражданской медицине его футболят, как мячик. Я с этим сталкиваюсь неимоверное количество раз, к сожалению. Единственные, с кем удалось наладить очень неплохо сотрудничество, это Больница скорой помощи в Киеве, это Академия наук, практически все ее институты, вот к кому мы обращаемся — Институт ортопедии, Институт Амосова, Институт Стражеско, ЛОР-институт, то вот тут есть взаимопонимание. Дембель, не дембель, они стараются помочь максимально всем. И даже в том числе и родственникам, особенно — детям воинов АТО, как ты так условно говорим.
Официально или не официально этот офицер находился за пределами воинской части — это каким-то образом влияет на ответственность?
— Естественно, если его командир не проконтролировал, был не написан рапорт им на увольнение, то естественно, командир понесет какое-то наказание, я думаю. А если был написан, то тогда вопрос закрыт. Я думаю, что вот тут немножко в другую плоскость нужно повернуть. В первую очередь это, конечно, человек. И вот тут нужно посмотреть с такой точки зрения. Я не хочу ни в коем случае никого обвинять. Но у меня есть какие-то определенные сведения, я не хочу оглашать их, о том, что не все так там было просто. То есть была какая-то провокация, вспышка, я пока ничего не утверждаю. Пускай разбирается следствие. В этом плане, мне кажется, что свидетели дадут наиболее объективную картину. И плюс, еще раз говорю, я бы сакцентировалась на здоровье военнослужащего, так ли все у него было хорошо в действительности в плане того, что очень часто контузии, к сожалению, которые скрытые, которые не пролеченные, дают о себе знать через какое-то время, причем, возможно, агрессивными вспышками. У нас в стране к этому относятся пока не серьезно.
Читайте также: АТОшники становятся проблемой для общества и власти
О реабилитации военных после АТО, рассказал председатель общественного совета при Министерстве социальной политики Украины Алексей Липириди.
(текст публикуется на языке оригинала)
Як саме держава допомагає повернутися з війни в психологічному плані людям, які повертаються з зони АТО?
— Я хочу сказати, що проведення військових операцій в Україні — це щось нове. Такого давно вже не було. І ми не маємо досвіду ведення бойових дій. І саме тому держава тільки намагається розробити психологічну реабілітацію, і щоразу такі програми все краще і краще. Остання така програма, прийнята Кабміном 27 грудня, тобто півтора місяці тому, над цією програмою працювали як державні службовці, так і практикуючі професіонали-спеціалісти. Тому ми вважаємо, що коли така програма запрацює, вона вже зменшить кількість суїцидів, психологічних розладів. Вона вже цього року має запрацювати.
Зараз жодна програма подібна не працює?
— Зараз є декілька програм, вони більш волонтерські або більш приватні. В лікарнях або в інших установах за власним бажанням працюють психологи і психіатри над тим, щоб зменшити рівень стресу у військовослужбовців. Але в нашій державі є декілька відомств, що працюють над цією проблемою. Тобто коли військовий знаходиться в Міноборони, їм опікується Міноборони. Коли він йде на демобілізацію, ним опікується МОЗ.
В цьому випадку людина не була демобілізована. Хто несе відповідальність за його поведінку і за стан його психологічного здоров'я?
— Оскільки людина є діючим контрактником, то Міноборони має нести відповідальність за здоров'я свого солдата. Але тут я кажу про те, що всі відомства — і Міноборони, і Мінсоцполітики, і МОЗ, і інші відомства — ми всі разом створюємо таку систему, при якій треба завчасно передбачити захворювання у військовослужбовця, у того військовослужбовця, який побував в зоні ведення бойових дій. І оскільки посттравматичний стресовий розлад є психологічним розладом — це один з видів неврозу, то насамперед психологи мають займатися солдатами. Вони мають спілкуватися з ними, розмовляти і якщо вони бачать підстави для того, щоб направити солдата на розмову із психологом, вони мають це робити. І не важливо, де. Тобто або в армії, або вже на «гражданке».
Зараз чого не вистачає для цього?
— Насамперед досвіду і досвідчених спеціалістів, я би так сказав. У нас вже зараз близько 350 тисяч учасників бойових дій, людей, які пройшли зону АТО, і насамперед немає такої кількості психологів, щоб передбачити у кожного солдата. Тому що ПТСР — це невроз, який проявляє себе через декілька місяців після стресу або навіть через декілька років після стресу. І такий синдром ще може називатися «афганський синдром», «в'єтнамський», «комбатантський синдром» — це така велика проблема, яку досліджують і в західних країнах, і в Америці вже багато десятиліть. А ми тільки вступаємо на цей шлях. І тому розробляємо. І насамперед, мені здається, що нам потрібно одне відомство, яке буде займатися такими проблемами, а не декілька міністерств і відомств, що зараз, як то кажуть, у семи няньок дитя без ока. І держава робить ці кроки для того, щоб створити єдину таку систему по забезпеченню прав військовослужбовців і демобілізованих, а також їх сімей.
Родина загиблого може претендувати на якусь допомогу або компенсацію з боку держави, враховуючи, що це було зроблено руками військовослужбовця?
— Я зараз не можу відповісти на це питання, тому що я не маю такого досвіду. Але, звичайно, будуть проведені мною, як громадянським активістом, такі консультації, і звичайно, втрутимося в цю ситуацію, і будемо спілкуватися на цю тему.
Ранее военных психолог Андрей Козинчук заявлял, что власть помогает адаптации участников АТО макаронами и электрофорезом.
Кроме того, психолог-волонтер Оксана Наконечная подчеркнула, что от суицида участников АТО спасает сарафанное радио.
