РИА Новости Украина
C 2015 года в Германию прибыло около полутора миллионов беженцев. Расходы на них огромны. А что с долгосрочными расходами на пенсии и страхование на случай болезни для мигрантов, которые в большинстве своём представляют из себя низкоквалифицированную рабочую силу?
Sputnik побеседовал с профессором Берндом Раффельхюшеном (Prof. Bernd Raffelhüschen), который преподаёт финансовое дело во Фрайбургском университете.
Господин Раффельхюшен, вы можете назвать примерные расходы государства, вызванные притоком мигрантов начиная с 2015 года?
— Мы всё ещё не знаем, сколько людей на самом деле прибыло к нам в 2016 и 2017 годах. Но если просто представить себе, что это были люди, не обладающие особо высокой квалификацией, а часть из них отнюдь не молоды, то можно ясно представить себе, что эти люди в своём жизненном цикле выплатят гораздо меньше, чем они ожидают получить в виде пособий от социального государства. И разрыв между этими величинами составляет от 350 000 до 450 000 евро на одного беженца в течение всей его жизни.
От 350.000 до 450.000 евро на одного беженца или мигранта — но сумма какого порядка это будет в целом для государства? Как бы Вы это оценили?
— Фактическая стоимость составит почти триллиона евро. Но она распределится на многие-многие годы, а именно до того момента, когда, если выражаться резко, умрёт последний мигрант, превратившийся в столетнего старика, требующего социального ухода. В год это получается около 20 миллиардов евро.
Мы говорим о временном взрыве расходов, вызванном притоком мигрантов? Или это будет постоянная статья расходов в государственном бюджете? Ведь речь же ещё и о пенсиях, страховании на случай болезни и многом другом для этих людей.
— Это как раз тот пункт, который в дискуссии всё время попросту замалчивают. Мы всегда говорили о расходах на контейнеры или на кратковременный приём (мигрантов). Мы не говорили о том, что если среднестатистический мигрант в возрасте 30 лет всю оставшуюся жизнь будет занят на низкоквалифицированной работе, а пять — шесть лет ему потребуется на интеграцию, то ему, вообще-то, по определению придётся работать до 80 лет, чтобы вообще получать пенсию, по размеру превышающую социальное пособие.
Или мы не говорим о том, что эти люди, возможно, реально смогут самостоятельно выплатить 20 или 25 процентов расходов на своё здравоохранение, а всё остальное придётся оплачивать остальным, и связано это не с тем, что они иностранцы или мигранты, а просто-напросто с тем, что они заняты низкоквалифицированным трудом.
Тогда, наверное, и снижение государственной задолженности в долгосрочной перспективе оказывается под угрозой?
— Это зависит от того, как мы будем на это реагировать. Расходы на бедных мигрантов — а мы впустили в страну бедных, а не богатых — то есть, на тех, кто не обладает достаточной квалификацией, тех, у кого в течение всей жизни не будет реальных шансов подняться, эти расходы мы можем рефинансировать с помощью повышения налогов. Но можем рефинансировать их и путём снижения других расходов.
Или, конечно, мы можем наделать новых долгов. Будущее — и прежде всего политики будущего —расскажут нам, как они будут с этим справляться. Они не выберутся из ловушки долгов — или расходов. Поскольку у нас в Германии абсолютно и безнадёжно несоразмерно щедрое социальное государство. Мы не можем себе его позволить — даже для самих себя. А теперь мы ещё и раздаём его большой части иммигрантов. Это попросту не особенно разумно.
У экономики есть частичный аргумент: Германия нуждается в рабочей силе. Будут ли расходы на иммиграцию компенсированы приобретениями на рынке труда? Когда-нибудь?
— По определению — нет, но это возможно. Иммиграция — это не что-то плохое, вообще-то, это положительный момент. Мы живём тем, что получаем квалифицированных иммигрантов. И нам действительно следовало бы попытаться форсировать этот процесс. Мы страна иммиграции, и так оно и должно быть. Но нам нужно было соблюдать иммиграционные правила, а правило гласит «do ut des» («я даю с тем, чтобы и ты дал» — лат.), то есть, брать и давать.
Нам нужно следить за тем, чтобы в Германию иммигрировали действительно квалифицированные кадры, чтобы это были молодые люди детородного возраста — вот это настоящие критерии. Иммиграция по случайному принципу, только потому что ситуация в Ливии практически идентична войне, и соответствующие люди с юга Сахары имеют возможность (сюда) приехать — это случайная миграция, которая нам не поможет, в первую очередь потому, что у этих людей настолько низкая квалификация, что мы просто не сможем обеспечить им тут занятость. У нас уже нет рабочих мест и для собственных низкоквалифицированных работников.
А как же гуманистическая идея, на которую ссылалась в 2015 году в том числе и канцлер Меркель?
— Гуманистическая идея гласит, что политическое убежище предоставляется тем, кого преследуют по политическим мотивам. Но этих людей не преследуют по политическим мотивам. Гуманистическая идея гласит: я пытаюсь помочь бедным странам встать на ноги. Я не пытаюсь обеспечить людям, которые там живут, приемлемую жизнь в Германии — это утопия. Потому что здесь они будут в числе тех, кто не пользуется привилегиями — и это надолго.
В государственном аппарате иммиграция в любом случае создаёт новые рабочие места. В данный момент проблема просто состоит в том, что государство не справляется обработкой всех запросов на предоставление убежища. Как нужно решать эту проблему?
— В Германии проблема, конечно, заключается в том, что единственным основанием для иммиграции является предоставление убежища. «Зелёная карта» не стала таким же явлением, как «голубая карта». Но у нас есть опыт миграции, который — сейчас мы не можем этого не видеть — был позитивным. То есть, иммигранты начала девяностых интегрировались очень хорошо. Это, в принципе, тоже было результатом ситуации, в которой шла война. И это тоже порой создавало рабочие места в государственном аппарате.
Это Вы имеете в виду прежде всего мигрантов из Югославии и СССР?
— Да. Эти мигранты в принципе были очень легко интегрируемыми. Миграция из Польши тоже прошла очень хорошо и комфортно. Помимо прочего, у нас, и это необходимо совершенно чётко понимать, соответственно близкие культурные круги, которые легко интегрируются.
Ещё раз коротко о государственном аппарате: всё то количество чиновников, которыхе сейчас не хватает — как с этим быть? Нанять их на краткий срок? Обучить сотрудников из других сфер? Или как решить эту проблему? Листы ожидания порой уже составляют уже полгода — и это я не говорю о судах, об уголовных делах.
— Ясно, что госаппарат в результате притока мигрантов, который у нас был за последние два — три года, увеличился. Нам нужно гораздо больше социальных работников, гораздо больше полицейских. Общественные места в Германии необходимо организовать как-то иначе. Всё это вещи, которые были ясны с самого начала, но очень быстро были отложены, поскольку это требует огромных расходов. Важно вот что: не должно быть набора сотрудников на длительные сроки! Потому что думать, мы позволим таким событиям повториться — это иллюзия. Даже канцлер Меркель это говорит.
Вы не думаете, что могут быть опять такие же цифры? Думаете, что они безусловно сократятся?
— Эти цифры безусловно сократятся. Они сокращаются после каждой крупной волны, и сейчас они тоже сокращаются. Но одно ясно совершенно точно: после одной волны приходит другая. К этому нужно быть готовым. Потому что, ещё раз: речь не идёт об изоляции Европы. Но Европа или Германия недостаточно богаты, снова спасти весь мир. При попытках это сделать мы часто захлёбывались.
Если резюмировать коротко — чего бы Вы хотели от нового правительства ФРГ, если оно когда-нибудь будет создано, как оно в будущем должно решать проблему беженцев?
— От нового правительства я ожидаю, что оно попробует разумно управлять миграцией, что оно скажет низкоквалифицированным работникам: нам нечего предложить вам, мы не можем вас по-настоящему интегрировать, вы не будете здесь счастливы. И что будет совершенно чётко обозначено, что мы воспринимаем внешние границы Европы всерьёз.
Читайте также: Мигранты как панацея. Чем украинцы выгоднее Польше?
