Максим Никитченко, для РИА Новости Украина
Трагедия, разыгравшаяся на День Св. Валентина во флоридской школе, вновь заставила американцев заговорить о проблеме владения оружием. Моя лента в ФБ – благодаря американским знакомым – запестрела призывами задуматься, пересмотреть, подписать разного рода обращения. 17 убитых и 15 раненых в Паркленде делают случившееся одной из самых кровавых историй в ряду ей подобных. Строго говоря, случившееся во Флориде в школе заняло место в печальной первой пятерке школьных расстрелов в США, опередив и события 1999 года в Колумбине (Колорадо), ставшей на время нарицательным именем для школьных побоищ. И, конечно, вспоминается случайно созвучный Парклендский госпиталь в Далласе, штат Техас, 22 ноября 1963 года принявший пациента № 1 с ранениями, нанесенными из винтовки, купленной по почте в Чикаго (по официальной версии, во всяком случае).
Несмотря на серьезные причины по меньшей мере задуматься о темных сторонах законного владения оружием, немало граждан одной страны активно защищает персональное право вооружать и вооружаться. И это не граждане Соединенных Штатов. Это украинцы. Разумеется, украинскому оружейному лобби всех "калибров" далеко до американских монументальных, почти религиозных образцов, но все же… Помнится, в 2015 году электронная петиция № 22/000040-эп о предоставлении украинцу права на владение огнестрельным оружием установила рекорд по скорости набора голосов. До принятия соответствующего решения дело не дошло, но этот и другие, по-своему не менее красноречивые, примеры показывают: в Украине хватает тех, кто желает вооружиться легально.
На поверхности все довольно просто. Практически мирно. Словно респектабельный клуб благонамеренных граждан хочет внести свою лепту во всеобщее благо, раз уж органы правопорядка не справляются. Такая вооруженная частная инициатива. Огнестрельный стартап. Даже Национальные дружины – задолго до своего недавнего марша по Киеву – выглядят здесь встревоженно-респектабельно и раскладывают по полочкам свою домашнюю бухгалтерию. Дескать, смотрите, кивают они на все ту же Америку (правда, не приводя источников, но так еще интереснее). 80 миллионов вооруженных частных граждан против без малого 800 тысяч полицейских (2016 год). 11 % случаев применения оружия полицией – "ошибочны". Бдительные граждане "ошибаются" только в 2 % случаев. Число преступников, убитых полицией, – 605; простыми гражданами – 1527. Наконец, "количество смертей до реакции". Т. е. скольких в среднем успевает убить преступник, прежде чем обезвреживают его самого. 14,3 – с участием полиции. 2,3 – если вмешиваются вооруженные граждане. Иными словами, все ясно: вооруженные граждане борются с преступностью куда эффективнее профессиональных правоохранителей.
Читайте также — The New York Times: как в Украине зарабатывают на войне с Россией
Однако 2% "ошибок" на 80 миллионов – это 1,6 миллиона. 11 % на 800 тысяч – 87 тысяч. Наверняка не все обладатели оружия совершали ошибки (или даже пускали его в ход за "отчетный период). Но какими бы расплывчатыми ни были цифры, кажется очевидным, что нарваться на "ошибочную пулю" в случае с десятками миллионов "частных защитников правопорядка" намного вероятнее, чем в случае с полицией и ее сотнями тысяч стволов. Расплывчато, спорно, неубедительно и все остальное. "Смерть до реакции" – этот усредненный показатель не учитывает важнейшего обстоятельства: полиция чаще имеет дело с хорошо вооруженными, многочисленными и организованными преступниками; с массовыми терактами; с массовыми побоищами вроде парклендского. Разумеется, она проигрывает по "смертям до реакции" рядовым гражданам, которые чаще всего имеют дело с преступниками-одиночками.
Количество убитых правонарушителей? Но, простите, полиция существует не для того, чтобы отстреливать преступников. Приходится напоминать: полиция обезвреживает (желательно не фатальным образом), задерживает, проводит расследование, передает в руки судебных властей. Военный, никогда не стрелявший, не может считаться нормой. Армия воюет. Полицейский, уходящий на пенсию, ни разу не выстрелив из табельного оружия, может считаться образцом профессионализма. Соответствующая зарубежная литература пестрит рассуждениями о том, каким должно быть противостояние терроризму – "армейским", с авиаударами и блокпостами на улицах, или же "полицейским" – превентивным, незаметным, точечным.
И вот, минуя этот последний пункт – о том, кто эффективнее истребляет преступников, – мы приближаемся, пожалуй, к самому главному и самому опасному. Спор о надежности рук, держащих частное оружие, и о здравии голов, решающих, как это оружие применить, – этот спор, наверное, не прекратится никогда. Озлобленные подростки, желающие мести и дьявольской славы, стрелки "под кайфом" – все это можно обсуждать до бесконечности. Равно как и пытаться переубедить тех, кто считает, что вооруженные граждане смогут дать достойный отпор в ситуациях, подобных парижской 2015 года. Можно до бесконечности ссылаться на Луксор-1997, Мумбаи-2008, Утойю-2011 или тот же Париж-2015 и вопрошать: чем всеобщая вооруженность поможет человеку, которого боевик крошит в музее? в больничной палате? на пикнике? в торговом центре? в кафе? Пока еще трудно представить себе посетителя, вместе с портмоне непринужденно вносящего в ресторанный зал полуавтоматический карабин. Именно карабин, потому что шестизарядным пистолетом ближнего боя трудно защититься от террориста, вооруженного "штурмовой винтовкой Калашникова".
Все это, наверное, можно обсуждать. Нужно обсуждать. Однако самая опасная проблема, связанная с украинской доморощенной тягой к оружию, – не в мозгах, затуманенных наркотиками, не в школьных обидах, разряжающихся потом автоматными очередями, и не в желании сделаться "звездой смерти" в "Ютюбе". На все эти возражения у "оружейного лобби" имеются хорошо обкатанные контрдоводы: все будет под контролем; справка о несудимости; справки от психиатра, нарколога, окулиста… (Хотя недавний флоридский стрелок Николас Круз стрелял из легально купленного "полуавтомата"). Главная проблема в другом: в нарастающем желании чинить "праведные суд и расправу" со стороны законопослушных граждан со справками и сейфами для оружия в кабинете или в спальне. Вот это желание – как правило – не диагностируется в психоневрологических диспансерах и наркоклиниках.
Читайте также — Эксперт: если легализовать оружие, люди будут решать вопросы перестрелками
Недоверие к власти и к ее "органам"; агрессивное неприятие "чужого", "другого", сразу объявляемого врагом; вкус к насилию как к "самому чистому", "прямому", "мужскому", "без байды" рецепту решения украинских проблем; ностальгические воспоминания о "славных бандеровских аттентатах"; попахивающие порохом мечты о том, что "ребятам с фронта" пора "пошукать неправильных" и в тылу – вот проблема номер один. Самый крупный калибр. Когда-то все в тех же Штатах, в серой зоне "фронтира" – границы между уже освоенным Востоком и еще диким Западом, – действовали т.н. "вигиланты", "бдительные", самопровозглашенные стражи порядка. Разница между Диким Западом и Украиной, увы, может прорезаться опять-таки в плоскости "еще" и "уже". Американские "вигиланты" пускали в ход винчестеры, кольты и висельные петли потому, что государства еще не было. Нужно ли продолжать, чтобы стало понятно, чем в значительной мере может подпитываться наше, отечественное, желание вооружиться? И еще. Для того, чтобы эта "крупнокалиберная" проблема вышла на передний план, в виде полноростовой мишени, возможно, и не нужно легализовывать продажу огнестрельного оружия.
Читайте также: Петренко о легализации оружия: а готовы ли украинцы к школьным "бойням"?
