РИА Новости Украина — Радиостанция Голос Столицы
Существует ли благотворительность в Украине, и как не стать жертвой мошенников, которые на ней наживаются, в эфире радиостанции Голос Столицы рассказали консультант по вопросам благотворительности и корпоративно-социальной ответственности, директор общественной организации Charity Tuner Екатерина Жук, а также руководитель благотворительного фонда UFOND Роман Беценко.
Какие существуют виды личных сборов?
Жук: Видов сборов несколько — онлайн-сборы и сборы наличности, это самые распространенные виды. Мне бы хотелось, чтобы Ромам рассказал, какими способами они собирают деньги, поскольку их благотворительный фонд — честный и прозрачный, и подотчетный.
Беценко: На сегодняшний день самым оптимальным способом, конечно, остаются электронные платежи, которые возможно как отследить, так и отчитаться за них. То есть мы видим какие-то ежедневные, постоянные поступления, сами понимаем, откуда они, чтобы потом уже в дальнейшем отчитаться перед теми людьми, которые пожертвовали. Конечно же, есть там сборы наличными, да, в ящики, но, допустим, мой фонд не является, как говорится, приверженцем и пользователем подобного вида сбора средств. Поэтому основное для нас — это все-таки электронные платежи и, возможно, СМС — это самый оптимальный вариант.
Удобны для обычных украинцев электронные платежи? Для крупных бизнесменов или юрлиц пожертвования в таком виде — не проблема.
Беценко: На сегодняшний день все-таки такой способ платежей, как интернет-банкинг, он есть у многих людей, и пользуется им, я думаю, большинство. Каких-то сложностей там не возникает. И, если мы, как говорится, опять-таки даем руки в деньги, то мы не можем проконтролировать, куда они делись, куда они пошли, а система электронных платежей — у людей есть карточки, у людей есть банки, и они пользуются этими услугами.
Жук: Онлайн-платежи в Украине появились так глобально, начались где-то в 2011 году, и практически все в стране получают заработную плату на карточки. Это — распространенная практика, включая государственные учреждения, пенсии, выплаты и так далее, то есть у всех уже, по-моему, у всей страны от 18-ти лет есть банковские карточки. И поэтому, безусловно, это самый распространенный и самый доступный, после налички, способ донорства, назовем это так, благотворительного взноса. Но налички до сих пор — достаточно много, и в первую очередь это связано с тем, что собирают наличные карточки, потому что это тоже наличка, будем объективны, человек, физлицо, собирает на свою собственную карту, отследить это нельзя никак, проверить это нельзя никак, и то же самое с ящиками и попрошайками. То есть человек же необязательно ходит с опечатанным ящиком, неизвестно кем и какими печатями, иногда ходят с ведром, например, каким-нибудь пластиковым, или со шляпой в метро. Инвалиды собирают на перекрестках, и все они давят на жалость, и у каждого водителя, у каждого человека в кармашке лежат там 2-5 гривен, которые он отдает и чувствует себя сразу же благотворителем, совершенно не задумываясь, что он тем самым подкармливает мошенников, и дает им не просто возможность, а эти подачки говорят о том, что мошенник делает все правильно, он продолжает свою работу. Он считает, что может заработать… подобным людям не верят, но он себе на пропитание найдет и на пиво…
Вы не исключаете, что на самом деле человек, который нуждается в помощи, может просить деньги в метро? Или ему просто не дадут этого сделать, настолько высока конкуренция мошенников?
Жук: Очень высокая конкуренция, безусловно. Есть фото- и видеофиксация, как руководитель этих мошенников собирает их где-то за углом в метрополитене, дает им ЦУ, меняет ящики, то есть это все — контролируется, и нужно понимать для себя, что это — тот же формат, что и пирамида финансовая по сути дела…
Беценко: Такой себе маленький бизнес.
Жук: Да, это бизнес, бизнес в чистом виде.
Наши слушатели говорят, что в Киеве на Троещине во многих школах стоят емкости для сбора денег благотворительного фонда «Таблеточки». Можно ли расставлять банки для сбора средств в школах?
Жук: «Таблеточки» — это известный фонд. Я не знаю, я, честно говоря, не видела этих ящиков. Но ставят, и разные фонды ставят свои ящики по всей стране. Сне сегодня из Одессы рассказывали, каким образом в одесские школы ставятся ящики, и самое важное, большинство школ ставят просто по просьбе, не проверяя. Директору школы позвонили вообще их другого города, надавили на жалость, попросили поставить ящики, то есть это метод такой — здесь откажут, там поставят.
Вполне логичный вопрос к представителям фонда — а вы кто такой, предоставьте, пожалуйста, документы.
Беценко: Это, наверное, основной вопрос. Я думаю, это в любом случае будет основным вопросом. Просто, если речь идет о ящиках, которые носят по улицам, в метро, или стационарные в магазинах, школах, то это — абсолютно разные вещи, но все-таки ящики, которые располагаются стационарно, с ними немножко проще с точки зрения отчетности и проверки, то есть любая организация, где стоят эти ящики, может попросить у фонда, в первую очередь, наверное, заключить какой-то юридический двусторонний договор.
Жук: Они в принципе без договора стоять не могут стационарно. Вообще.
Беценко: Да. А потом уже, когда есть договор, там уже фонд как-то опечатывает это, как-то отчитывается, сопровождает изъятие налички юридически правильно.
Жук: Там получается так, что должно быть разрешение местного управления образования, потому что это все-таки школа, да, нельзя просто так зайти в школу и поставить там, например, автоматы для продажи каких-нибудь плюшек. В школе можно только аквариум поставить по договоренности с директором. А все, что касается финансов, финансовых вопросов, на это должно быть, безусловно, разрешение районного управления образования.
В данном случае родители имеют право возмущаться? Имеют право идти к директору, спрашивать, что это и откуда взялось?
Жук: Должен быть договор обязательно между администрацией школы и фондом, который ставит ящик, разрешение от районного управления образования и трехсторонний акт выемки, то есть деньги же инкассируются неким образом, и, скорее всего, на этом акте — подпись администрации школы, безусловно, представителя фонда и представителя, например, родительского комитета, то есть третьего лица, а не дирекции, и не фонда, то есть акты выемки всегда — трехсторонние, это три незаинтересованных лица, несвязанных.
Слушатели говорят, что фонд «Таблеточки» собирает миллионы. Куда идут такие большие суммы? И как можно проверить, если под какой-то известный фонд маскируются мошенники? А если фонд нормальный, то отчитывается ли он, как тратит деньги?
Жук: Обязательно. Это зависит, конечно, от оборотов фонда и от суммы сборов, но в принципе не реже, чем раз в месяц. Проверенные фонды все размещают раз в месяц отчет о собранных и потраченных средствах, то есть тут смысл не только в том, чтобы показать, сколько собрано, но и в том, чтобы отчитаться еще по каким направлениям и на какие проекты фонда деньги ушли.
Роман, на что тратит деньги Ваш фонд?
Беценко: Основные направления — это адресный фандрайзинг по девяти медицинским программам, это пороки сердца, сколиоз, ДЦП, все не буду перечислять. И помощь детям до 18 лет, то есть основное направление. Поэтому основные клиники-партнеры наши находятся в Украине, есть и зарубежные по программе UFOND-слух, но основные находятся внутри страны. Поэтому все средства, которые мы собираем, мы перечисляем на поставщиков либо на клиники, если клиника имеет право принимать средства, и мы предоставляем ежемесячные отчеты, внутренние, для доноров, для читателей, и квартальные, налоговые, то есть более официальные отчеты.
Вы требуете отчетов от клиник, с которыми сотрудничаете, куда идут деньги?
Беценко: Обязательно. Самое последнее, что необходимо, чтобы нам предоставила клиника — это акт выполненных работ, потому что без акта выполненных работ как такового работа не считается законченной, отчета нету, и доноры, читатели, звонят и спрашивают, а помогли ребенку или нет. И, соответственно, мы понимаем, что акта — нету, то есть нету законченной работы. Когда человек видит на сайте акт выполненных работ, и сейчас мы к каждому ребенку прикрепляем этот акт, он — доступный, его можно увидеть на сайте, тогда у человека не возникает вопрос, где, что и как.
Одна из очень распространенных ситуаций, когда наживаются на детском горе, на детских болезнях. Как распознать мошенников и как найти те фонды, которым действительно можно перечислить деньги, чтобы помочь конкретному ребенку?
Жук: Во-первых, конечно, на нашем сайте. Мы проверяем фонды, которые собирают деньги у физических лиц.
Опять-таки это репутация. Если это — порядочная организация, которая давно работает в Украине, она не будет заниматься спекуляциями, потому что репутация — очень важна.
Жук: Да, безусловно. Самое главное богатство каждого фонда — это доверие. То есть то, за что держится абсолютно каждый благотворительный фонд, это доверие. Потому что доверие привлекает финансы. Потому что доверие помогает реализовывать проекты. Это самое важное. Например, я разговариваю с реципиентами, с получателями помощи по некоторым фондам, я приезжала в больницы, смотрела, разговаривала с мамами, обсуждала, каким образом фонд привлекает средства, почему есть какие-то нюансы со сбором наличных средств. То есть вот всю механику, все, что происходит в фонде, честный фонд всегда рассказывает до деталей, до мелочей, до подробностей, что он делает, как он делает, почему он занимается этим направлением, что для него важно, какие проекты берет, какие не берет, как принимаются эти решения. Потому что нельзя спасти всех. В любом случае, фонд вырабатывает для себя какие-то правила и принципы, по которым принимает чужую беду и собирает средства.
Именно поэтому люди все-таки начинают лично собирать деньги, когда фонд принимает решение, что помогать не будет?
Жук: Самое грустное, по сборам самая проблемная область на сегодня, это взрослая онкология. Это такой кошмар, потому что, во-первых, никто не помогает со сборами на взрослую онкологию, практически никто, люди просто не жертвуют деньги взрослым, дают детям, помогают детям, а взрослым — считается, что взрослый сам разберется, он уже там, он же где-то работал, у него же друзья и так далее. И в действительности взрослый человек начинает просить о помощи в тот момент, когда все ресурсы уже исчерпаны, когда уже и друзья помогли, и машина продана, и все, что угодно. И он идет за помощью, и, кроме всего, суммы же сумасшедшие совершенно. То есть это огромное количество химиотерапии, поддержки государства никакой нет вообще, то есть все лекарственные препараты, которые на сегодня там какие-то есть, их использовать нельзя, вот, люди ищут хороший, качественный препарат, покупают за свой счет, потому что важнее жить, чем использовать что-то бесплатное. И плюс собирают на личные карточки, когда есть необходимость ехать заграницу, а благотворительный фонд не может проплатить напрямую. Например, у нас едут дети в Россию, делают там анализы, потому что там дешевле всего получается, из других стран если выбирать. И проплатить из Украины в Россию 25 тысяч гривен или 30 тысяч гривен за этот анализ — невозможно. И мама собирает на личную карту, чтобы поехать с ребенком и провести этот анализ, от этого анализа зависит дальнейшее лечение уже в Украине. И тогда собирают, конечно, на личные. Единственное, самое главное, что бы я рекомендовала, помогать тем, кого вы знаете лично, помогать там, где есть все чеки.
Беценко: Проблема еще в том, что у нас как такового в стране нету фонда, в котором вообще бы брались за помощь взрослым людям. Основное направление большинства фондов, которым мы в принципе можем доверять, которые проверены, которые проводят какие-то интересные акции, это дети до 18 лет. По разным диагнозам — и онкология, и пороки сердца, и системная какая-то помощь в приобретении оборудования, но это все заканчивается на детях до 18 лет, и поэтому люди, когда они понимают, что им уже не 18 лет и не 20-ть, они прибегают к личным сборам, на карточки, и сборы опять-таки в метро, в переходах, на светофорах. Но вот определить уже, насколько это реальный человек или какая-то банда, или это афера, это уже дело другое. Просто проблема в том, что нету фондов, которые занимаются взрослыми.
Жук: А вторая глобальная проблема, что люди боятся задавать вопросы. Например, подходит человек, говорит, я умираю, или я собираю на родственника, который умирает. Люди стесняются, им кажется, что я сейчас что-то спрошу, я обижу, но весь мой опыт нескольких лет последних говорит о том, что на все вопросы есть ответы. И если человек действительно в беде, он всегда ответит на все, до мелочей, всегда. Буквально два дня назад я действительно допрашивала, я у нее даже прошу прощения, но, тем не менее, я допрашивала маму, которая собирает средства на родственную пересадку печени, и они едут заграницу. Два часа она мне объясняла все в деталях, включая показатели анализов ее мужа, то есть огромное количество у меня было вопросов, и я ответила на все. И я понимаю, что это я там разбираюсь в каких-то уже нюансах, что разные есть направления, и я знаю много разных страшных слов, но задать вопрос: где проходите лечение вы или ваш родственник, или ваш ребенок, сколько вы уже собрали, почему вы здесь собираете? Потому что очень часто собирают в Киеве на базаре, стояла женщина, собирала на внука, внук лежит в Ивано-Франковске — что вы здесь делаете? Начали раскручивать историю, оказалось, что это афера. Да, эти все вопросы надо задавать обязательно, не стесняться этого совершенно.
Читайте также: Пуленепробиваемый Аваков: покушение и пиар
Беценко: На самом деле, можно задать один единственный вопрос, покажите, пожалуйста, медицинское заключение либо выписку из клиники, в которой вам требуется лечение.
Жук: А если оно поддельное?
Беценко: Просто если человек показывает выписку клиники такой-то, ведь есть Интернет, либо на самой выписке есть телефон, можно позвонить в регистратуру либо лечащему врачу и спросить — вы знаете такого пациента или пациентку? И если скажут, что нет, значит, можно дальше вообще не идти и на этом остановиться.
