Павел Рудяков, эксперт
Несмотря на углубление негативных тенденций, обострение кризисных явлений, Европейский Союз как масштабный интеграционный проект себя отнюдь не исчерпал. Внутренние ресурсы, потенциал у объединенной Европы есть, политическая воля присутствует, европейская солидарность подверглась испытаниям, но не улетучилась окончательно.
Национальные интересы большинства стран-членов предполагают сохранение ЕС. Вопрос только в том, чтобы в очередной раз в истории объединения, начало которому положил, как известно, в 1957 г. Римский договор, выработать общий подход, найти платформу, на которой удалось бы, достигнув компромиссов по спорным и проблемным темам, объединить усилия всех стран-членов или, по крайней мере, многих из них. Обеспечить, однако, это "только" представляется сегодня невероятно сложной задачей. Для этого, надо сказать, существуют веские причины. Слишком уж разнообразные, противоречивые, порой взаимоисключающие мнения и оценки по поводу происходящего и путей его преодоления высказываются в последнее время представителями разных государств и политических кругов.
Читайте также: Договоренности Эрдогана и Порошенко. Комментарий турецкого эксперта
Европейский спор о том, какой из возможных линий стратегического развития следует придерживаться для преодоления кризиса и минимизации его последствий, затягивается. К нему подключаются все новые и новые участники. Высказываются все новые и новые идеи и предложения. Диапазон предлагаемых антикризисных инструментов, при этом, с каждым днем увеличивается, грозя достигнуть невероятных размеров. Говорят отдельные страны и их правительства. Слово берут группы стран и их неформальные объединения: "Вышеградская четверка", Южная Европа, "Междуморье" ("ABC"). Если бы не общая вера в единую Европу, можно было бы грешным делом подумать, что началась подготовка к дележу европейского наследства на руинах Евросоюза после его – Господи, прости и сохрани! – распада.
Для такого подхода, следует признать, есть основания, и их немало. Европа привыкла гордиться тем, что за время существования ЕС ей всегда удавалось использовать подстерегавшие его кризисы с пользой для себя. "Из каждого кризиса мы выходили сильнее", – уверяли европейцы, и в этом утверждении, безусловно, была огромная доля правды. Нынешний кризис отличается от всего того, что случалось прежде, он – особенный. Председатель Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер квалифицирует его как "экзистенциальный". Даже преодолеть его, не то что выйти из него сильнее, а просто – преодолеть с минимумом потерь, будет крайне сложно. Нельзя исключать того, что цена преодоления на сей раз окажется непомерно высокой, на несколько порядков выше той, что приходилось платить в кризисных ситуациях в прошлом. При сохранении внешней конфигурации Евросоюза его при определенных обстоятельствах может ждать фактическая фрагментация общего европейского пространства, выделение в нем каких-то относительно самостоятельных зон. Единая Европа может превратиться в Европу "двух скоростей" или даже трех. Такой риск существовал в середине 2000-х гг., тогда его, вроде бы, удалось нейтрализовать. И вот история повторяется, причем отнюдь не в виде фарса, а как жесткая реальность.
Один из концептуальных разломов внутри Евросоюза пролегает сегодня по линии споров вокруг двух различных векторов дальнейшего развития евроинтеграционного проекта. Либо в сторону дальнейшего усиления объединяющего начала и всего, что с ним связано, либо в направлении укрепления национальной государственности стран-членов в расчете на то, что общий успех удастся, в конце концов, сложить из суммы отдельных успехов. Юнкер – ярый и последовательный сторонник первого варианта, он выступает за "сильную и единую Европу". Председатель Европейского совета Дональд Туск, наоборот, отдает предпочтение второму, призывая сделать шаг назад, по направлению к приоритету национальных правительств, уменьшению роли и значимости европейских институтов, к ограничению круга компетенции наднациональных структур. Таких, как он, взглядов придерживается немало людей и в Брюсселе и Страсбурге, и в различных европейских столицах от Берлина и Парижа до Рима и Афин.
Формула будущих европейских преобразований и пертурбаций покрыта мраком не потому, что ее тщательно скрывают от посторонних глаз, а потому, что ее просто-напросто еще нет. Один из вариантов того, какой она, возможно, будет, считающийся едва ли не наиболее вероятным, выглядит примерно так: "деамериканизация" + "ренационализация" + "прагматичный подход" в отношении России. Все это – в разумных пределах, без чересчур резких движений, без чрезмерно крутых поворотов-разворотов. Иначе говоря, все в меру. И "деамериканизация", если под ней понимать определенное дистанцирование от США, некоторую эмансипацию от американского влияния на европейскую жизнь, но без демонстративных шагов, без откровенной антиамериканской риторики ("больше европейской солидарности, но не в ущерб солидарности евроатлантической", – говорит Юнкер). И "ренационализация" как частичный возврат к относительной самостоятельности национальных правительств, сопровождающийся ограничением компетенции наднациональных органов и институтов, но без ревизии общей стратегической линии последнего времени, подразумевающей движение в направлении передачи целого ряда полномочий с национального уровня на уровень общеевропейский. И, наконец, "прагматичный подход" к России, имеющий в виду возобновление полноценного диалога с Москвой, восстановление экономического сотрудничества, но без отказа от критики Кремля, требовательности к нему, имевших место в прошлом.
Смотрите также: Встреча Порошенко с украинской общиной в США
Проект обновления Евросоюза решено представить в марте будущего года, к юбилейным мероприятиям по случаю его 60-летия. Складывается впечатление, однако, что принятие решения относительно того, куда и каким образом двигаться дальше, будет принято позже, после того, как пройдут выборы и определятся новые лидеры в двух ведущих европейских державах – во Франции и в Германии. Именно от будущих первых лиц Парижа и Берлина ждут точки в параде новых идей, окончательного определения новой стратегии, открытия сезона новых решительных действий по преодолению еврокризиса. С каждым из них и с ними обоими связывают надежды на обретение европейским проектом нового дыхания, новой, позитивной энергии. Впрочем, даже принятое уже при новом руководстве Франции и Германии решение о путях и методах преодоления кризиса ЕС и его – ЕС – обновления наверняка не станет окончательным. Оно послужит базой, фундаментом, точкой отсчета, но к нему будут неоднократно возвращаться. Оно еще не раз и не два будет дополняться, уточняться, корректироваться. Реформирование Евросоюза ни в коем случае не обернется каким-то скорым, одномоментным действием. Это будет процесс, который обещает затянуться на долгие годы. Его старт можно будет увидеть и ощутить, о финише же придется только догадываться, строя предположения, каким он окажется.
Французские выборы – как президентские, так и парламентские – идут, если, конечно, отвлекаясь от Америки и выборов американских, принимать во внимание только Европу, по календарю первыми. Победа кандидата от правоцентристских "Республиканцев" на первых из них в апреле 2017-го кажется сегодня весьма вероятной, и этим кандидатом, вполне вероятно, или даже, скорее всего, окажется Жюппе. Опять же – исходя из раскладов и диспозиций, имеющих место по состоянию на сегодняшний день. В сентябре этого года, если верить соцопросам, 85% французов не хотели, чтобы действующий президент Олланд баллотировался на второй срок. Тем не менее от Социалистической партии, им возглавляемой, будет выдвинут, вероятнее всего, именно он. Против того, чтобы в президенты шел Саркози, было 75% граждан. Тем не менее сам он уже заявил, что намерен выступить с "честным и сильным проектом для смены власти в 2017 году". Станет ли Саркози кандидатом от "Республиканцев", покажут праймериз, которые должны состояться 20 и 27 ноября. Позиции его конкурента – Жюппе, бывшего премьера (1995-1997 гг.), мэра Бордо, – очень сильны. В марте текущего года его готовы были поддержать 41% избирателей, тогда как Саркози – 23% (во втором туре – соответственно: 64 (!) и 23%).
Приход в Елисейский дворец Жюппе означал бы конец франко-российского сближения. "Путин понимает только силу", – говорил этот политик в апреле 2014 г., в 2015-ом, в отличие от Саркози, поддержавший отказ Парижа от продажи России "Мистралей". По его мнению, ограничительные меры в отношении Москвы оправданы и необходимы, они способны принести успех, если применять их последовательно и достаточно долгое время. "На Россию надо оказывать максимальное давление", чтобы дать ей понять, что она "находится в тупике", – считал он в 2012-ом. На вопрос, что бы он сказал российскому руководству при встрече, ответил так: "Вы полностью ошибаетесь, у вас никуда не годные аргументы".
В Германии, где парламентские выборы, по итогам которых будет определен новый канцлер (или канцлерин), состоятся в сентябре. Там неясностей относительно перспектив различных политических сил, будущих коалиционных конфигураций в Бундестаге и, особенно, персоналий, еще больше, все еще более запутано, чем во Франции. Если не вникать в детали предвыборных раскладов и коллизий, то главная интрига немецкой избирательной кампании–2017 сведется, видимо, к двум вопросам. Во-первых, будет ли Ангела Меркель снова претендовать на первую должность в системе государственной власти, во-вторых, кто мог бы заменить нынешнюю канцлерин на ее посту в случае, если ее партия уступит лавры первенства? Одолеть ХДС в соревновании один на один не под силу сегодня ни одной из конкурирующих с ней политических сил. Лучшая стартовая позиция у СДПГ, однако максимум, на что эта партия может претендовать, — это 20% голосов, позволяющих твердо рассчитывать на место в будущей правящей коалиции, но не дающих шансов ни на полноценную победу, ни на полную свободу действий в организации новой системы государственного управления.
Любые рассуждения и прогнозы о европейских делах из Киева имеют хотя бы относительный смысл, если в них содержится пускай даже только намек на то, какое значение грядущие перемены могут иметь для Украины. Что год грядущий готовит или может готовить для нас? Может что-то готовить, а может и не готовить ровным счетом ничего. Кто бы ни восседал в главных кабинетах в Париже, Берлине, Вашингтоне, Москве, многое зависит и будет зависеть от того, к чему станет стремиться сам Киев. Если его желания и возможности совпадут с американскими и/или европейскими (лучше, конечно, "и"), то им – желаниям – вполне вероятно суждено сбыться достаточно быстро и, возможно, в достаточно большом объеме, к тому же, в виде, максимально приближенном к первоисточнику. Если не совпадут, придется довольствоваться тем, что упадет с неба, резонно предполагая, что упасть может практически все что угодно: от ста миллионов и летального оружия до проклятий и даже свежего птичьего помета.
Главнейший вопрос: как изменится отношение США и Европы к России и к украинско-российскому конфликту? Независимо от того, кто встанет во главе США, Франции, Германии, политика Запада на российском направлении претерпит определенные изменения. Эти изменения могут оказаться в большей или меньшей степени "пророссийскими" или, наоборот, "антироссийскими", следовательно, "проукраинскими", но они произойдут. К согласию относительно того, о чем и как говорить с Москвой, и стоит ли это делать вообще, европейцы в 2017 году вряд ли придут. Европа останется расколотой по линии "русского вопроса", однако ожидания, связанные с возможным отходом триумвирата Берлин–Париж–Брюссель или, по крайней мере, одного из дуумвиратов Берлин–Париж, Берлин–Брюссель от излишней жесткости и безапелляционности в отношении Москвы, могут оправдаться.
Очень похоже на то, что санкции по Донбассу, о необходимости продления и ужесточения которых так много говорят на различных международных площадках наши руководители, будут сняты с России в течение года, максимум – полутора лет. Готовность Европы к такому развитию событий очевидна, дело, думается, остается лишь за тем, чтобы соблюсти приличия и раздать по серьге важным европейским сестрам. Киеву стоило бы начинать думать, говорить, а затем и действовать в унисон с Европой, в такт с изменениями в позиции ЕС и по вопросу санкций, и по урегулированию в Донбассе. Не упираться рогом, как выразился один наш политтехнолог, не дуть против ветра, а стараться шагать в ногу со временем и с партнерами.
Вопреки России Украина имеет возможность действовать благодаря поддержке Европы и Америки. Вопреки Европе она теоретически могла бы попробовать действовать благодаря благосклонности одной только Америки. Вопреки Америке не сможет действовать никоим образом. Даже благодаря поддержке потусторонних сил или инопланетян. Если же вдруг случится так, что Америка, занявшись собой и своими проблемами, на какое-то время утратит интерес к Восточной Европе и к Украине, мы можем оказаться в такой глубокой международной "дыре", выбраться из которой собственными силами может оказаться задачей нерешаемой. Тогда – катастрофа.
