Вася Пупкин, эсквайр
Вступление
Отдельно взятые слова, как, собственно и любая вербальность, действительно могут стать оружием или средством достижения цели. Хорошо владеют вербальностью журналисты из числа профессионалов и рекламисты, которые слоганы сочиняют. Это вообще не каждому дано — так, чтобы два-три слова соединить в одно предложение о каком продукте, а народ услышал их и тут же образовал очереди в магазинах.
Слова важны еще и в контексте. Более того, одни и те же слова могут спокойно поменять смысловую нагрузку в разных контекстах. Ну, например.
Рязановскую "Иронию судьбы", если вспомнить. Первая серия, которую все смотрели чаще, чем вторую, по известным причинам. Эпизод в ресторане аэропорта. Герой Буркова (в роскошном свитере с оленями) и герой Белявского (шикарно играет немного пьяного) решают, кто, Павлик или Женя, должен лететь в Ленинград (тогда так говорили). Аргументы пьяных и прочее. Потом решили, что таки должен лететь Женя, взяли его под руки и сопроводили в сторону взлетной полосы. Так вот, как только они отошли от стола, герой Буркова говорит, приблизительно: "Слушай, хорошо, что мы его помыли". Малозначащая фраза, которая практически ничего не дополняет к контексту происходящего, но почему-то она все-таки произносится, и странно, но она почему-то запоминается.
Читайте также: Сыроделы Италии оказались в эпицентре педофильского скандала
А другой вариант? Например, два патологоанатома (или санитара) курят на крыльце морга. Из подъехавшего катафалка выходит молодая уже вдова, проходит мимо двух патологоанатомов (санитаров), те пересматриваются и один говорит: "Слушай, хорошо, что мы его помыли". Смех, ясное дело, улыбки. Да, сотрудникам морга никто не может запретить юморить на рабочем месте, где остальным далеко не до юмора.
Фраза та же, а смысл уже другой, правда?
Или так. Двое детей 6-ти и 8-ми лет, мальчик и девочка, сидят на кухне, кушают арбуз например. Слышны шаркающие шаги бабушки, она входит в кухню, бьет себя по бедрам, щупает голову, проводит по груди — снова очки где-то оставила. Подходит к столу, наклоняется, чтобы лучше было видно, что в тарелках, берет персик, откусывает от него и шаркающей походкой удаляется. Девочка постарше говорит мальчику помладше: "Слушай, хорошо, что мы его помыли".
Или так. Те же дети, но в другом контексте. Они уже грязные, в рванье, замызганные. Сидят, смотрят маленький черно-белый телевизор с антенной. Обстановка нищенская. Их пьяная мать валяется на кровати. Слышен бас, кашель – идет отец детей. Вот он уже в дверях, обводит все взглядом, глаза налиты кровью. Неустойчивой походкой он проходит к тумбочке, на которой стоит телевизор, открывает ее, берет оттуда пистолет очень старой модели. Смотрит на него, мямлит что-то типа "да пошло оно все", направляет пистолет на детей, нажимает на курок. Щелчок, второй. Выстрела нет. Снова щелчки уже без прицеливания. Бросает пистолет в стену, уходит. Мальчик помладше – девочке постарше: "Слушай, хорошо, что мы его помыли".
Такие вот разные контексты, а фраза одна и та же. Четыре ситуации, четыре разных смысла. Это все к чему я вел? Когда с одной стороны есть журналист, с 30-летним опытом работы, мастерский журналист, побывавший много где и много что описавший, авторитетный журналист. С одной стороны – он и все его тексты, а с другой, тоже текст, но короткий и официальный, о запрете этому журналисту пересечения границы. Журналист, ясное дело, обязан подчиниться, и формальный контекст в этом случае оказывается могущественнее опыта журналиста.
Читайте также: Захар Виноградов: Как и за что меня выдворили из Украины
То есть, ты можешь быть мастером своего дела, писать хвалебные тексты или рубить с плеча, иметь за плечами тысячи публикаций, это не важно – два, три слова сотрудника спецслужб будут всесильнее.
Глава первая. Неожиданное открытие
Однажды, кажется в позапрошлую пятницу, у меня неожиданно закончился Франк Тилье. Он был какое-то время, но в тот день взял и весь вышел.
Наверное, нужно объяснить, кто такой Франк Тилье. Это современный французский автор триллеров, которые оценить если просто, то — офигенные, можно сказать, а если изысканно, то — грандиозные. Тилье пишет триллеры пачками, просто удивительно, как у него это получается, и, смею заверить вас, он по праву может создать конкуренцию признанным авторам.
Триллеры нам нужны, чтобы отвлечься, полностью уйти от реальности в другой мир и таким образом вправить самому себе мозги, как человек со слабыми связками сам вправляет себе выпавший сустав.
Так вот, дочитав до конца его последний на сегодня изданный роман "Сновидения", я вдруг неожиданно осознал, что остался ни с чем. Есть ситуации, когда книга тебе в руки нужна всенепременно, иначе просто так сидишь без толку. Тут я вспомнил, что в последнее посещение книжного рынка одна бабушка-продавщица так красочно рекомендовала труд из жанра популярной науки, что я, не пожалев приличной суммы, купил "Массмедиа с древнейших времен и до наших дней" Уильяма Бернстайна. Заменить триллер такой книгой тяжело, конечно, но книга есть книга, ты уже не с пустыми руками.
Забегая вперед скажу, что прочел я Бернстайна всего 34 страницы, и не потому, что он оказался неинтересный, нет. Просто вышло переиздание другого романа Франка Тилье. Так в схватке между триллером и наукоемкой литературой победил триллер. Но это временно, так как и этот Тилье тоже скоро весь выйдет.
Вернемся к истории массмедиа (может это слово и пишется правильно так масс-медиа, то есть через дефис "-", но на обложке слово слитно написано, потому так его и привожу). Так вот, даже на 34-х страницах исследования можно подчеркнуть кучу совершенно новых, ранее не известных для себя данных.
В предисловии Бернстайн, вспоминая роман Оруэлла "1984", пишет о массмедиа в демократических государствах и деспотичных государствах. Естественно он исследует и понятия свободы прессы, свободы слова в этих государствах, и, приведя пару-тройку примеров, Уильям Бернстайн утверждает: не важно, в каком государстве вы живете, — в тотально деспотическом или исключительно демократическом, важно помнить, что качество свободы прессы при этих разных формах правления всегда контролируется властью. Да, ребята, даже в США, Германии или еще какой стране победившей демократии свобода слова распространена настолько, насколько ей позволяет распространиться избранная в стране власть. Тут есть всякие тонкости и детали, связанные с принципами существования самих СМИ, инвесторов и прочее. Но и они не важны. Грубо говоря, демократии, как и разных свобод, нам отвешивают ровно столько, сколько мы заслуживаем.
Тут дело не в механизме, не в правиле существования, а в примерах, доказывающих эти правила. Достаточно ведь по сторонам посмотреть, вспомнить, что у нас было и как было, как мы себя при всем этом чувствовали, и применить воспоминания к сегодняшнему дню. Правда, разница впечатляет? Если сильно задуматься, начать таблицы рисовать, то разница эта может и с ума свести. Это мы — базис, он стал сильно ограниченным. А надстройка — это ребята из высоких кабинетов. Она сейчас как бы более демократичная, чем та, что предыдущая, ведь так? Ну откуда тогда такое несоответствие? Ведь к власти пришли супер-пупер-демократы, зачатые на майдане популизмом и толерантностью, а жизнь при них стала вон из рук какая поганая. И это, если экономику не брать. Это парадокс, над которым можно было бы поразмышлять какое-то время, но боюсь, что мои размышления на эту тему никому не нужны. Уверен, что для вас больший вес имеют свои собственные размышления и выводы.
По примерам? Ну, вот был Шустер, и нет Шустера. Его программа, извините, точно доказывала наличие в стране демократических свобод. Те же политики, что и сейчас, могли поспорить, а могли и морды друг другу набить к нашему большому удовольствию. Сейчас морды политикам бьют прямо на улицах, и это политику еще повезло, если этим все закончится, потому как подстрелить его или подорвать — дело, как оказалось, тоже нехитрое.
Ладно, появилось 4-5 других телеканалов, на которых каждый ведущий ну прямо шустером себя чувствует. Поток политически заряженного информационного отстоя поражает, но нет качества, потому что Шустера нет. А пришли к власти демократы, для которых все святые вещи происходят в США. Что тогда не так? Да все не так.
И дело, как вы сами понимаете, не только в Шустере.
Тут вспомнилась случайно мифологема Ницше о сверхчеловеке. Так сдается мне, что наши власть имущие, получив немного власти, возомнили себя сверхлюдьми и не только решают в какой оффшор бабло пустить, на Кипр или на Кайманы, но и за нас всех решают, сколько нам нужно телевидения, сколько прессы, какое кино мы должны смотреть, а какое кино НАМ СМОТРЕТЬ НЕЛЬЗЯ. Сейчас дело уже до театров дошло. А фишка у них простая до примитива: когда они чего хотят запретить, то мотивируют так, что уши от страха заворачиваются у обычных людей. У одной бабки в Киевской области, когда в телевизоре снова заговорили о российской агрессии, куры нестись перестали, представляете. Все на бульон пошли. Когда в новостях ведущий рассказывал, что сейчас всех, кто с гастролями хочет приехать в Украину, будет СБУ осматривать и решать, НЕСУТ ЛИ ПЕСНИ ТОГО ИЛИ ИНОГО ИСПОЛНИТЕЛЯ УГРОЗУ НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ, так не поверите, на одной свиноферме в Черкасской области свиньи худеть начали. Их кормят, а они всем стадом худеют. Взгляд испуганный, ножки тонкие, дрожат. Удивительно, с чего бы это? А с того, что даже свиньи в этой стране понимают, что если СБУ и лично президент занимаются гастрольным списком, то что-то они завтра придумают не только для людей, но и для свиней свободной страны, это ж, извиняюсь, может быть тотальный страх и ужас.
Мнению Уильяма Бернстайна, конечно, всецело можно доверять. Он на западе достаточно авторитетный исследователь.
Глава вторая. Трах*
(*Трах 1. О резком и сильном треске, шуме от падения, толчка, взрыва. 2. Ударил гром — трахнул (разг.). Трах кулаком по столу. 3. межд. глагол [интонационно четко обособлен]. Предваряет сообщение о возникновении такой (сменяющей другую) ситуации, которая в высшей степени неожиданна. Хотел пообедать — трах! — ресторан закрыт. Из толкового словаря Ожегова)
Тут сообщалось, что какой-то министр Уэльса покончил с собой из-за участия в секс-скандале. Там, собственно, и участия будто бы не было никакого. Будто бы кто-то пока просто обвинил министра в том, что он будто бы замешан и все такое, то есть доказательная база бледная, в сравнении с реакцией на нее – самоубийством.
Тут, скажу вам, мы имеем яркий пример чистого политика, откровенного, который получил власть на волне доверия к нему, а не путем подтасовки голосов, угроз членам избиркома или, извиняюсь, за гречку.
Информация о министре Уэльса нам даже можно сказать мало понятна, потому что КАК(!), скажите, можно пойти на такую крайнюю меру, как самоубийство, из-за такого информационного вброса, когда здесь, у нас, при том, что творится во власти и в стране, событий и компромата уже на десятка два самоубийств.
Но случай с министром Уэльса действительно примечательный. Часто вспоминаю историю о министре-женщине какой-то скандинавской страны, случившуюся пару лет назад. Она организовала брифинг и сообщила о своей отставке с поста, а почему, что стало поводом? Она, видите ли, накануне выпила на бокал больше пива, чем разрешено правилами дорожного движения. Села за руль, ничего не нарушила. Она не была пьяна, и ее не останавливала полиция, но доехала она домой на своем авто и в муках совести.
На следующий день она заявила о своей отставке.
Вот такие поступки красят политика и страну, согласитесь, а не строка, которую занимает этот политик в списке Форбс Киевской области и не соседство дачами со звездами французского кино где-то на Лазурном берегу.
Глава третья. Последняя
Однажды, не так и давно, на одном семинаре для сотрудников СМИ один известный в Европе журналист из Великобритании сказал, что не так страшна цензура печати и ограничения свободы слова, потому что о них так или иначе всегда можно заявить, а страшна цензура на мнение. Просто на мнение, которое ты или не можешь или боишься озвучить. Вот когда цензура на мнение есть, значит, в твоей стране поселился деспот. Не факт, что похожий внешне на Сталина или Гитлера, у деспотизма тысяча лиц. Каждый день на вас с экрана телевизора может смотреть упитанное и улыбающееся лицо деспотизма.
Люди делятся на три категории: на тех, с чьего молчаливого согласия существует цензура на мнение, на тех, кто контролирует цензуру мнения, и на последних – тех, чье мнение цензурируется.
Первые — это, как выяснилось выше, не люди, а сверхчеловеки, которые считают, что им позволено то же, что и богам. Вторые — это не люди, а нелюди, скорее. Третьи, извините, просто стадо. Молчаливый планктон, ничего не решающий, а молча позволяющий цензурировать свое мнение. Они — юниты компьютерной игры, готовые бежать в то место на карте, куда сверчеловек кликнет своим указующим устройством. "Мышкой" то есть. Жалко их.
