Василий Стоякин, обозреватель
Внутриполитические аспекты
С точки зрения внутренней политики главная функция закона – приведение т.н. "законодательства" в соответствие с объективной реальностью.
Во-первых, закон разрешает использование Вооруженных Сил на территории страны в мирное время. При этом армии разрешается выполнять полицейские функции (ну там обыски проводить, задерживать граждан для препровождения в органы национальной полиции и т.п.). Решение же об использовании армии принимает президент, без согласования с Радой.
Во-вторых, СБУ получает право отслеживать ситуацию в интернете. Опять же – не дожидаясь войны.
В-третьих, много новых функций получает прокуратура. В частности, опять возникает пресловутая функция общего надзора, казалось бы, давно отмененная.
В-четвертых, легализуются добровольческие батальоны. С одной стороны, в законе старательно исключается ссылка на законность создания вооруженных формирований. Т.е., он предполагает возможность использования для сдерживания и отражения российской агрессии незаконных вооруженных формирований. С другой стороны, в нескольких местах включены ссылки на неких лиц, к государственным силовым структурам не относящихся, но все же привлекаемых к сдерживанию и отражению агрессии.
Все это, разумеется, немного противоречит Конституции Украины, но на такие мелочи у нас перестали обращать внимание еще в те времена, когда юристы Ющенко исследовали дух Конституции при помощи обонятельных рецепторов и неких белых полосок.
Что меняют эти нормы? С точки зрения обычного человека (независимо от того, находится он в зоне военных действий или нет), не меняется ничего. Просто раньше была АТО (на начальном этапе – до внесения соответствующих изменений в законодательство, совершенно незаконная), а сейчас это не АТО. А так все остается так же, как было.
Впрочем, некоторые, чисто юридические моменты поменялись. В частности, президент получил некоторые дополнительные полномочия за счет парламента (но, кстати, не получил права вводить военное или чрезвычайное положение, что было можно использовать для отмены выборов). Армия получила некоторые новые полномочия за счет СБУ. СБУ, впрочем, тоже что-то получила – по мелочи. Прокуратура получила вообще не положенные ей полномочия – за счет судов, по-видимому. Ничего не получило только МВД, контроль над которым у президента чисто номинальный. Впрочем, узаконивание добробатов можно рассматривать и как реверанс в сторону Авакова (хотя там не все однозначно – СБУ тоже имеет свою долю контроля над добровольцами).
Комплексные аспекты
Есть ряд аспектов, которые затрагивают как внутреннюю, так и внешнюю политику.
1. В первую очередь, разумеется, речь идет о статусе России как государства-агрессора. Представители президентской стороны настаивают на том, что это очень важная норма, которая будет иметь какие-то исключительные юридические последствия. В частности, Украина сможет настаивать на том, чтобы войска государства-агрессора не входили в состав миротворческого контингента и требовать сатисфакций в международных судах.
Увы и ах, но тут есть две проблемы, которые сводят именно международно-правовые последствия этого решения почти к нулю.
Во-первых, как указывает вполне компетентный Ренат Кузьмин в своем FB: "понятия "агрессия" в международном уголовном праве не определено. Устав ООН такого понятия не содержит, а относит его к исключительной компетенции Совета Безопасности, который до сегодняшнего дня его суть так и не определил. Не определил его ни Римский Cтатут, ни Международный уголовный суд, как не определил понятие "агрессии" и "переможний" закон, принятый сегодня". Так что последствия могут наступить, а могут и не наступить.
Во-вторых, они, скорее всего, не наступят в силу "гибридного" характера самого закона. И СБ ООН, и международные суды должны будут поинтересоваться, а какие, собственно, меры Украина предприняла для отражения агрессии. Ведь агрессия – это война. А значит – военное положение, разрыв дипломатических отношений и т.п. Ничего этого не было и ничего этого законом не предполагается. В общем: мы ничего не делали, а давайте вы вместо нас сделаете то, чего мы не сделали. Поведутся международные суды на такую хитрость? Может и поведутся – если будет какой-то внешний игрок, достаточно заинтересованный в соответствующем решении… Но настаивать на таком решении он будет, исходя из своих, а не из украинских интересов.
2. Сюда же относится и порадовавшая многих депутатов норма о том, что защитой прав и обеспечения условий для жизнедеятельности населения несет государство-агрессор. Тут вообще каша.
Это вот все перечислено также и среди основных принципов государственной политики в отношении оккупированных территорий. Странно как-то получается – Украина берет на себя защиту прав человека на оккупированных территориях и обеспечивает эту защиту путем возложения ее на государство-агрессора… Я все правильно понял?
Вопрос о том, как именно должно обеспечиваться выполнение этой нормы, представляется излишним… Впрочем – нет. Авторы закона ссылаются на Гаагскую конвенцию, но забывают на минутку, что эта конвенция касается правил войны – той самой, которую Украина не объявляет.
Читайте также: Закон о реинтеграции: реакция в РФ и Донбассе
В общем, единственное логичное следствие из этой нормы должно, по идее, состоять в том, чтобы не платить проживающим на оккупированной территории гражданам Украины украинскую пенсию.
3. Чего в законе нет, так это мер по деоккупации, восстановлении украинской власти и реинтеграции оккупированных территорий в состав Украины. Тут, по идее, должны быть ссылки на Минские соглашения, но именно они-то как раз и были из проекта удалены перед вторым чтением.
Да и вообще, закон называется "об (…) обеспечении государственного суверенитета на оккупированных территориях", что само по себе оксюморон – если территории оккупированы, то суверенитет над ними как раз не обеспечивается. А если он уж обеспечен, тогда и оккупации нет… Разве что государство свою собственную власть над территорией рассматривает как оккупацию.
Внешнеполитические аспекты
Главный внешнеполитический вывод из закона – полный отказ Украины от Минских соглашений.
Во-первых, это отказ от посредничества со стороны России – она же государство-агрессор. Ну а если это агрессор, то смысла в соглашениях, направленных на урегулирования внутреннего конфликта, а не последствий агрессии, как бы и нет.
Во-вторых, это отказ от ведения переговоров с властями ЛДНР, поскольку они не представляют мнение жителей ОРДЛО, а являются просто оккупационной администрацией.
В-третьих, неоднократно подчеркнуто, что Украина намерена руководствоваться только международными договорами, подписанными и ратифицированными в установленном порядке. Минские соглашения международным договором не являются, уполномоченные на это лица их не подписывали, Рада – не ратифицировала.
В-четвертых, это разбросанные по тексту отрицания конкретных норм Минских соглашений – это и отказ (даже не отказ, а прямое воспрещение) от амнистии, и отсутствие упоминаний об особых правах местного самоуправления в ОРДЛО и многое другое.
В общем, мнение экспертов, которые полагают, что принятие закона направлено на реализацию Минских соглашений, вызывает у меня живейшее недоумение.
Впрочем, судя по первым сигналам (например – из Парижа), политики пока что настроены занавесить в вагоне минского процесса окна и раскачивать его, как будто он едет. Ибо, как завещал Бернштейн, движение – все, конечная цель – ничто.
Хотя остаются актуальными и два других варианта выхода из кризиса: одностороннее выполнение Россией Минских соглашений (весьма вероятное, но – после завершения президентских выборов) или признание ЛДНР Россией же (крайне маловероятное).
