Павел Рудяков, эксперт
Четвертого августа исполнилась очередная — двадцать вторая — годовщина операции Армии Хорватии "Буря", в результате которой Загреб восстановил контроль над оказавшимися временно неподконтрольными ему районами компактного проживания сербского национального меньшинства в Хорватии. По успевшей стать в последние годы едва ли не доброй традицией эта скорбная дата вновь ознаменовалась публикацией ряда тематических материалов, авторы которых считают хорватский вариант единственно приемлемым для Киева способом достижения мира в Донбассе.
"Хорватский сценарий" представляется как безусловное "добро", к которому следует всеми силами души и тела стремиться. "Минскому" мирному процессу однозначно отводится роль "зла", от которого надо сломя голову бежать куда глаза глядят. Вопрос о том, что представляла собой «Буря», как-то незаметно отодвигается на второй план. На переднем же оказывается тема реинтеграции утраченных территорий, причем реинтеграции — "мирной".
Сначала — немного истории. Грянувшей в первые дни августа "Буре" предшествовало достижение всеми участниками переговоров по разрешению конфликта между Загребом и Книном (столица провозглашенной сербами в Хорватии Республики Сербская Краина) в январе согласия по плану мирного урегулирования, названного "З-4" ("Загреб-4"). Всеми, кроме "хорватских" сербов. Они принять план отказались, хотя он предоставлял им большие преимущества. "З-4" был планом реинтеграции в самом прямом значении этого термина: он предполагал возвращение районов проживания сербского меньшинства в состав Хорватии на выгодных для него условиях, дававших широкие автономные права.
Предусматривалась финансовая независимость Книна от Загреба, включавшая самостоятельную фискальную политику и даже свою собственную валюту. Краина получала не только формальные элементы государственности в виде герба, флага, гимна, но и свою полицию, а также право избирать президента. На ее территории должны были действовать хорватские Конституция и законы, но только после одобрения ее представителями. Предполагалась демилитаризация РСК, вступление же Армии Хорватии на ее территорию позволялось только по приглашению президента РСК. Ни одно официальное лицо Краины не должно было подчиняться ни одному официальному лицу Хорватии.
Несмотря на очевидную выгоду от плана "З-4", краишники наотрез отказывались принять его до последнего момента, следуя указаниям из Белграда. Слободан Милошевич запретил президенту РСК Милану Мартичу даже брать в руки этот документ, что тот и сделал. Когда премьер РСК Милан Бабич вечером 3 августа объявил, что план принимается, было поздно. Его слова прозвучали как капитуляция, никого не заинтересовав и ничего не изменив. На развитие ситуации они повлиять не могли. Вашингтон уже дал "добро" Загребу на военную операцию против Краины, и эта операция к тому моменту была спланирована и подготовлена. До дня "Д" оставались считанные часы. Остановить "Бурю" было невозможно.
Когда успех операции "Буря" пытаются представить как результат какой-то специальной, системной и целенаправленной работы хорватского правительства и общества, это не может вызвать ничего, кроме удивления. В Загребе могли готовиться к восстановлению контроля над сербскими землями Краины еще лет сто, если не двести. Толку бы от этой подготовки было ноль целых ноль десятых. Хорватам помогло ситуативное стечение внешних обстоятельств, сыгравшее им на руку. В какой-то момент явные и тайные интересы непосредственных и опосредованных участников тех событий совпали в том, что Краина должна пасть, и она пала. Если бы не совпали, "Буря" бы провалилась или, скорее всего, вообще не состоялась.
Определяющим фактором, обеспечившим, по сути дела, общий успех, стало активное участие США, проявившееся в разных формах, на разных уровнях. Именно американцы заставили Милошевича отказаться от оказания помощи "хорватским" сербам, вынудив его, по сути, предать их и бросить на произвол судьбы. Именно американские самолеты с авиабазы НАТО в Италии нанесли первый удар по позициям армии "хорватских" сербов на начальной стадии операции "Буря".
Именно отставные генералы Пентагона, командированные в Загреб, разрабатывали план операции и руководили его реализацией на практике. Именно американские СМИ обеспечивали создание правильной информационной "картинки" происходящего. Вторым по значимости фактором, определившим успех операции "Буря", стало предательство Белграда и "боснийских" сербов, отказавшихся помочь сербам "хорватским" в отражении наступления хорватской армии при поддержке авиации США и НАТО и при содействии 5-го корпуса армии центрального правительства Боснии. Позже, находясь в камере предварительного заключения Международного трибунала по бывшей Югославии в Гааге, Милошевич признал, что в надежде спасти Сербию, выйти из-под давления Запада, он пошел на сделку с американцами и принял их план ликвидации Республики Сербской Краины.
За неделю до начала "Бури" из армии "хорватских" сербов по указанию из Белграда уволилась значительная часть высшего командного состава, отправились домой в Сербию почти все танковые подразделения, бывшие на тот момент в распоряжении ее командования. "Американцы обещали мне, что, если не будет сильного вооруженного сопротивления (со стороны "хорватских" сербов — Авт.), народ сможет уйти и вывезти движимое имущество, и я пошел на эту сделку", — вспоминал Милошевич. Да, он предал сербов из РСК. Но получается, что если бы не предал, если бы помог оказать действенный ответ на хорватское наступление, то американцы бы дали указание Загребу не позволять сербам уходить, и число жертв "Бури" исчислялось бы не несколькими тысячами, как сейчас, а десятками или даже сотнями тысяч.
Доморощенные радетели за использование хорватского опыта для решения проблемы Донбасса пытаются представить дело так, что в августе 95-го в Хорватии произошла мирная реинтеграция территорий, над которыми центр временно утратил контроль. Такая трактовка не соответствует действительности. О какой "мирной" реинтеграции может идти речь, если возврат сербских земель под контроль Загреба стал следствием военной операции? А как быть с тем фактом, что реинтегрируемая территория была предварительно очищена от коренного населения, жившего там веками? Этот момент принципиально важен, без него общая картина события меняется до неузнаваемости. Возвращение территории, сопровождаемое принудительным изгнанием населения, это — этническая чистка. Отсутствие соответствующих решений международных судебных инстанций по этому поводу не должно никого вводить в заблуждение. Их нет не потому, что действия Загреба в отношении РСК их не заслуживают, а потому, что принять их не позволили судам американцы, не пожелавшие, чтобы их называли подельниками.
Министр обороны США Джеймс Мэттис отмечает, что "Буря" была "хорошо спланирована, хорошо подготовлена, хорошо проведена". С точки зрения военного, тем более военного американского, возможно, это действительно так. Гуманитарные и правозащитные организации из числа тех, которые еще сохранили относительную самостоятельность и независимость от мировых центров силы, включая США, с такой оценкой вряд ли согласятся. С самого первого момента операции хорватская армия осуществляла агрессивные действия не только против армии РСК, но и против мирного населения непризнанной республики. Военные действовали не просто жестко, а крайне жестоко, круша все на своем пути, не останавливаясь ни перед чем и ни перед кем. Они жгли села, в которые вступали, безжалостно вырезали остававшихся в них людей — стариков, женщин, детей. Они били прямой наводкой из танков и в упор из летящих на бреющем полете самолетов по колоннам сербов, бросившихся бежать по шоссе в направлении Боснии и Сербии.
На развитие ситуации повлиял ряд обстоятельств контекстуального характера. Во-первых, это вынужденная бездеятельность России, которую как раз в тот период окончательно выдавили с Балкан и которая тогда ничего не могла противопоставить США. Во-вторых, это согласие на крупнейшую в Европе после Второй мировой войны этническую чистку и Загреба против РСК мирового общественного мнения и политического класса. И даже поддержка такого развития событий. "Так им и надо! Они же — сербы!", — таким оказался лейтмотив большинства европейских репортажей о "Буре" и ее последствиях.
Читайте также: АТО в Северодонецке: облавы, общий шухер, поиск и поимка террористов
О роли Европы следовало бы, пожалуй, сказать особо. В мечтах о "хорватском сценарии" для Донбасса Киев рассчитывает на то, что ни Брюссель, ни Берлин, ни Париж не осудят его действия, какими бы они не оказались. Для таких расчетов есть основания. Европа демонстрирует готовность закрыть глаза и на воинственные приготовления Киева в отношении Донбасса, и на результаты возможных действий, основанных на этих приготовлениях, если до них, не приведи Господи, дойдет дело. Европейцы согласны и впредь применять к Украине двойные стандарты так, как делают это сейчас. За примерами далеко ходить не придется. Вот один из последних. Министр иностранных дел Польши Витольд Ващиковский, отвечая на вопрос журналиста "Коммерсанта", не согласился, что в Украине усилились "националистические тенденции": "Один из моих заместителей несколько дней назад был во Львове. И у нас нет информации о растущем национализме в Украине. Конечно, конфликт подогревает антироссийские настроения на всей территории Украины. Но роста национализма, в том числе антипольского, мы не видим". Что тут скажешь? O, sancta simplicitas!
