Виталий Филипповский, политический аналитик
21 ноября Украина отмечает учрежденный президентом Порошенко День Достоинства и Свободы, посвященный событиям на Майдане 2013-2014 года. Но на фоне всеобщего государственного пафоса, который не дает украинскому обществу ровным счетом ничего, сегодня, как воздуха, не хватает холодного и взвешенного дискурса на эту тему.
Третья годовщина второго украинского Майдана. Сама формулировка как бы намекает, что в Украине последние 10 лет как-то не получается говорить о политической стабильности. При этом каждая революция полностью обнуляет политическую систему. И, что характерно, на ее обломках никто даже не собирается строить ничего нового – рокировка элит никоим образом не влияет на смену "правил игры". Они меняются только для украинского обывателя, который вынужден адаптироваться к условиям непрекращающегося политического и экономического кризиса.
Сегодняшней власти на третью годовщину последнего Майдана похвастаться, будем честны, нечем. Война не закончена, в Европу не вступили, реформы не закончили. Зато гривна продолжает девальвировать, социальные гарантии сокращаются от бюджета к бюджету, тарифы на ЖКХ уже сравнялись со средней заработной платой в стране. Вряд ли такой исход могли предугадать протестующие в ноябре 2013 года. Хотя политические лидеры, которым тогда поверили люди, по большому счету, и не собирались ничего прогнозировать. Для них важнее было скорее то, что происходит здесь и сейчас и свои собственные властные перспективы. С этой задачей они справились более чем успешно.
Для того, чтобы реально оценить причины и последствия майданов для Украины стоит понимать логику условной предмайданной ситуации, которая сложилась в Украине в 2004-м и 2013-м годах.
Во-первых, происходили они в условиях полярной политической системы, где есть "мы", а есть "они". В 2004-м был Леонид Кучма, олицетворяющий систему, и был Виктор Ющенко с молодыми демократами (так они сами себя называли). В 2013-м аналогично – Виктор Янукович и "Семья" против оппозиции и еврооптимистов.
Во-вторых, оба Майдана стартовали в условиях экономического подъема. В 2004-м Украина была самой быстро растущей экономикой Европы (до +12% к ВВП в год), в 2013-м – уже чуть хуже, но в целом, можно было говорить о стабильном росте. Именно на сытый желудок широким народным массам гораздо проще внушить мысли о "великом и духовном".
В-третьих, в обеих случаях мы имели место с хорошо подготовленной технологией раскаченного ядра. Это объясняет почему дискуссия о проплаченности/непроплаченности Майданов тупиковая. Хорошо организованно с самого начала только ядро (до 10-15 тыс. чел.), которые создают информационный повод и всю майданную инфраструктуру. Остальные же, вдохновленные информационной прокачкой, выходят уже самостоятельно и попадают в категорию "истинно верующих".
Все эти три фактора с лихвой объясняют почему сегодня в Украине, несмотря на объективные предпосылки даже у заинтересованных политических сил и финансово-промышленных групп не получается организовать Майдан-3. Прошлая неделя показала это в полной красе.
Тем не менее, в Украине, как и в Европе, подобного рода даты принято отмечать с помпой, а о самом Майдане, даже учитывая неоспоримые провалы, говорить с крайним пиететом, как об акте народной воле.
Читайте также: До Европы еще далеко. Обращение Порошенко в День Достоинства и Свободы
На самом деле, в эти дни, напротив, следовало бы подводить некую черту под итогами народных протестов, которые в Украине как нельзя лучше иллюстрируют, к каким последствиям приводят…назовите как хотите – Майданы, народные протесты, цветные революции. Не суть важно.
А последствия, как показывает практика, хотя бы на примере наших двух Майданов, достаточно типичные, но настолько всеобъемлющие, что логичнее бы было их поделить на группы.
Политические. Государство начинает воспринимать политический кризис как определенную константу. После Майдана он становится стандартным состоянием политической системы. Причем, что интересно, кризис может иметь разные проявления: от поляризации политического поля (как в 2004 году) до полного уничтожения конкуренции (как сейчас). В обеих случаях мы имеем дело с затяжным политическим кризисом, который приводит лишь к очередным конфликтам. В 2007 году он привел к досрочным парламентским выборам, сейчас – в качестве перезагрузки использовалась смена правительства Яценюка на правительство Гройсмана. Но это так и не решило проблему.
Экономические. Если в 2008 году для девальвации гривны были объективные внешние причины, то в 2014-м – мы имели дело со стопроцентным политическим фактором. Но в том же 2008 году гривна стала рекордсменом среди наиболее просевших мировых валют. Почему? Потому что в то время два лидера первого Майдана президент Украины Виктор Ющенко и премьер-министр Юлия Тимошенко не могли поделить между собой власть. То же самое, кстати, можно сказать и о темпах инфляции. Наиболее сильные скачки цен приходились именно на постмайданные годы. 2007 год – 16% (предмайданный 2003 год – 8%), 2015 год – 43% (предмайданный 2013 год – 0,5%).
Социально-гуманитарные. Одним из самых губительных следствий Майданом, о котором говорят гораздо меньше – нарушение социального и гуманитарного баланса в украинском обществе. Системы образования, государственной службы и культуры в 2005-2007 гг. и сегодня за считанные месяцы перекрашивались и становились на сторону победителя, нарушая и без того хлипкую гармонию в гуманитарной сфере. При этом до 2004 года подобные вопросы в стране в принципе не были актуальными. Но после политического влияния общество начало расслаиваться и радикализироваться с обеих сторон, а роль государства в частной жизни граждан выросло до неприличных по европейским меркам уровня.
Как правило, пик подобных тенденций приходится как раз на первые три года. После этого для общества крайне важно выдохнуть и посмотреть по сторонам. Начать наконец собирать камни. После 2004 года украинское общество смогло вернуться к диалогу и сформировать новую повестку дня. Отказаться от разъединяющих тем, сфокусироваться на экономическом развитии, снизить градус политического противостояния. Очень бы хотелось верить в то, что спустя десять лет нам удастся сделать это снова.
