Беседовал Евгений Стримов, РИА Новости Украина
К сожалению, в публикуемый текст интервью вошла далеко не вся беседа: в свои 90 лет Павел Никитович прекрасно помнит своих боевых товарищей, много и тепло о них рассказывает. То же – с боевыми операциями, в которых принимал участие: говорит с позиций очевидца, подкрепляя полученными из книг знаниями. Уже после войны Павел Никитович Котелевский много читал, изучал историю войны.
Одно из главных его условий – не говорить о дне сегодняшнем: слишком больно ветеранам видеть происходящее в современной Украине.
Что для вас война сейчас? Изменилось ли отношение к ней? Что-то стерлось из памяти?
– Война это, вообще-то, страшное явление в жизни людей. Ее начинают правительства, а все тяжести ложатся на простой народ. Поэтому это трагедия для народа, и мы знаем, что она принесла для Украины, сколько здесь было разрушено промышленных предприятий, сельского хозяйства.
Когда мы шли по Украине, видели сожженные села – торчали только трубы… И жители, остававшиеся там, с детьми – сидели в погребах. Сейчас рассказываем о войне молодежи: к нам два раза в неделю приходят ученики – пятые, шестые, седьмые, восьмые, иногда девятые классы, – и мы рассказываем, что значит война, какие несчастья она приносит для людей.
Ведь в войну и дети очень страдают.
Поэтому, когда мы говорим о войне, то даже происходящее сейчас у нас в Украине я ощущаю по-особому: сердечно так, духовно, переживаю за то, что там происходит.
Читайте также: Победители: ближе к концу войны так устали, что спали на ногах стоя
Где и как вас застало начало войны?
– Мне тогда было 15 лет, я закончил восьмой класс. Я сам из-под Москвы и мы пошли в истребительный батальон, там и находились в 41-42-ом годах.
Мы не убивали врагов, нашей задачей была охрана государственных предприятий, борьба с лазутчиками, диверсантами. Нами руководило НКВД. Тогда мы были простыми солдатами. Потом уже меня, в январе 1943 года, послали в учебный 82-й полк, я закончил его, мне присвоили звание младшего сержанта, и я попал в пополнение – на украинский плацдарм.
Бои были ужасные. Но мы недолго там были, около месяца. Нашу дивизию передали в 61-ю армию, а часть бойцов из дивизий перебросили в другие части. И мы вместе с другими дивизиями шли, чтобы остановить немецкое наступление.
Это было 11-14 января 1943 года, в районе Винницы: немцы сосредоточили около 12 дивизий, и на узком участке фронта прорвали оборону. Раньше мы 30 декабря уже освободили Житомир, а немцы потом опять его взяли, перерезали житомирскую трассу, и пошли уже на Киев.
Там вы встретились с немцами?
– Да, 16 января в шесть часов утра, в селе Тыновка Жашковского района Черкасской области завязались кровопролитные бои – то мы наступаем, атакуем, то они… Конечно, когда идешь в атаку, не думаешь, что тебя убьют, хотя потом уже мы соображали: что такое солдат? Это мишень! Мы наступаем – они хотят поразить эту мишень, и наоборот…
Но на войне существуют и свои законы. И, слава Богу, я попал в подразделение, где были уже опытные солдаты. Нам рассказывали азы войны: как и куда смотреть, откуда противник стреляет, где он, какой огонь куда ведется, как себя вести в этих обстоятельствах.
Читайте также: Победители. Мой дед брал Берлин и освобождал Прагу
Вообще, главное – не мельтешиться. Это очень важно. Оцени обстановку, не лезь сразу. Будешь прыгать – тебя пуля найдет, или противник увидит тебя.
Так вот, в Тыновке бои были жесточайшие. Столько убитых немцев я больше нигде не видел сколько мы шли, освобождая Украину, были в Румынии…
Но наших тоже там полегло очень много. Уже после, на встречах ветеранов, подполковник Шмелев говорил: "Я такого напряжения, таких боев за всю войну потом не видел".
Две трети полка вышло из строя – за один день. И солдаты проявляли себя там очень здорово: например, Горбунов гранатой уничтожил защищенную пулеметную точку – его наградили медалью за отвагу.
Чем закончились бои возле Тыновки?
– Немцев мы все-таки заставили перейти к обороне, а затем нам был дан приказ атаковать, выйти в район Баштечки, северного хутора Веселого, и занять там оборону.
Мы вытеснили немцев, они отступили, мы заняли позиции, где сказали, когда пришли инженерные машины, прокопали траншеи… В итоге, мы замкнули вторую линию окружения Корсунь-Шевченковской операции. В окружении было около 100 тысяч немцев. Им, конечно, пытались прорваться на выручку: Манштейн (немецкий фельдмаршал – Ред.) пробивал.
Тяжелейшие бои были 24-го января, когда пытались прорвать нашу оборону, но не получилось. А 4-го февраля на нас бросили танки, но мы тоже отбились: ранены были командир батальона, командир взвода, еще несколько бойцов, я в том числе, но мы не покинули поле боя.
Меня наградили медалью за Отвагу, товарищам тоже присвоили медали за боевые заслуги разных достоинств.
Читайте также: Победители. Всё для фронта — все для Победы
Попытки немецких прорывов продолжались?
–16-го февраля немцы предприняли отчаянную попытку: Манштейн собрал практически все свои танковые войска – около 300 танков – и с рубежа где-то примерно 5-10 километров вся эта армада пошла на прорыв.
И мы видим – танки подходят. Страшно, конечно. Даже земля трясется. Появились бомбардировщики, начали бомбить… Смотришь – летит смерть, бомба, кажется, что прямо на тебя налетит. Мы еще делали дополнительные ходы, лазы в окопах, так защищались.
Но артиллерия немецкая тогда била мало, немцы экономили снаряды.
Да, было страшно, но у нас были уже опытные офицеры, солдаты, провоевавшие уже не один год, и они подбадривали молодежь. Командиры отдавали четкие распоряжения, спокойно так, и это, конечно, солдат в определенной степени успокаивало. Отбились, перешли в наступление…
Когда освобождали Украину, в одном из населенных пунктов командование говорит: обследуйте дома, чтобы не было немецкой засады. Мы ворвались в село, начали ходить, я говорю солдату: "Слушай, иди в дом, а я пойду туда, где хозяйственная постройка, скот, сено хранятся…". И я только захожу за этот дом – стоит немец, метрах в десяти. И тут, вы знаете, все решило какое-то мгновение. Немцы носили автомат на плече, а мы – через грудь. И я смотрю, он тянется к автомату, а у меня граната в руке. Не снимая чеки, я, не задумываясь, бросил эту гранату. Немец глянул на нее, на секунду замешкался, и я полоснул его очередью из автомата. Выбежал наш солдат: "Что такое?". Я ему рассказал… Он говорит: "Ну, считай, что ты во второй раз родился". Конечно, он убил бы меня.
Читайте также: Победители. "Война с Японией была короткой, но легкой она не была"
Какие бои для вас еще очень памятны?
– Очень солидные бои были в Хотине. Хотин – это крепость. Вообще, интересный такой город, берег Днестра, очень крутой – метров 40-50. Мы долго не могли его взять – дня два или три, штурмовали, и ничего не получалось.
Но потом приехал командир корпуса, генерал Мартиросян. Он организовал войска, поставил задачу, и мы пошли на штурм. Причем, он зашел с тыла. Мы прорвали оборону, и пошли быстро. Очень тяжелые бои были в самом городе…
Там солдаты проявили мужество, отвагу, были награждены правительственными наградами, в том числе и я – орденом Красной звезды.
А как вы считаете, что помогло выжить именно вам? Может быть, вера в победу, удача?
– После войны уже мне мать говорила, что я остался жив, потому что "она правильно молилась".
А вообще, вы знаете, я уже говорил, что были хорошие командиры – сержанты, офицеры. Так, Синица был у нас – начальник отдела редакции "Вечерний Киев", а он был старшиной. Умный, толковый, грамотный человек. Или Паршин: он был секретарем парткома одного из министерств.
Это были убежденные люди, и они формировали у нас это убеждение, веру в победу: что ты должен остаться живым, победить немцев.
Я был комсоргом стрелковой роты, и мне говорили: "Если солдат струсил, то ему еще могут простить, а если ты струсил, считай, что потерял себя как личность, потому что на тебя смотрят. Ты перед этим ходил, значит, в траншеях, читал газеты вслух… Говорил одно – а будешь делать другое? Нет, так не может быть!".
И когда уже прошло определенное время, меня командир роты и Паршин приглашают, и говорят: "Мы за тобой наблюдали, ты уже приобрел хороший опыт войны, умеешь работать с людьми, имеешь награды. Ранен и знаешь, что это такое. Так вот, мы тебя будем рекомендовать в партию".
Вот так тогда шел отбор в партию. Говорили – коммунисты, вперед! Хочешь ты, или не хочешь…
Читайте также: Победители. Валентина Самойлова: после войны ни одну ночь спокойно не спала
Была ли у вас вера в победу?
– Да, конечно. Любовь к родине, ненависть к врагу. Вера в победу, вера в правое дело. Что такое для нас вообще Победа? Это память, это слава, это гордость, это переживания за людей, которые не могли дожить до сегодняшнего дня, и увидеть вот эти результаты, на которые мы не рассчитывали, громя немцев.
Мы же думали, что это последняя война, все, фашизм победим, и жизнь наладится! Но, к сожалению, развитие событий пошло в несколько ином ключе.
Сейчас часто вспоминают, что во время войны процветала дружба народов. Вы также называли фамилии армян, татар, украинцев, белорусов, русских…
– У нас в роте был командир взвода – калмык, правда, он погиб. Было много татар. Командир соседней роты был еврей, он даже давал рекомендации мне в партию. Белорусы были, украинцев очень много.
Пели украинские песни… Когда освобождали Украину, приходило пополнение, и мы слышали эти песни – за душу хватало! Умели эти ребята так петь.
Но вот с одной песней у нас были споры: они говорили, что это народная песня, а я удивлялся – какая же народная, если там издевательства над девушкой? Вот эта – "Ой, Галя…": "Ехали казаки з Дону додому, підманули Галю, забрали з собою". Причем потом говорят, что еще привязали ее до сосны косою, потом даже и подпалили там же. Что это за народная песня такая? Это, мы говорим, разве может быть такая народная песня (смеется).
А вот песня "Ніч яка місячна ясна і зоряна, видно, хоть голки збирай". Эта, знаете, за душу хватала… У нас у всех была одна единая, главная задача, и была взаимовыручка. Так что дружба и победила, это один из источников победы.
Читайте также: Победители. От Ташкента до Берлина со смертью в обнимку
Я был комсоргом роты, и мы посылали письма в родные города солдат, чтобы им тоже с родины присылали весточки, разыскивали родных. Писали на предприятия, в газеты, в сортировочные станции. Оттуда даже нашим солдатам присылали небольшие посылочки: варежки, печенье… И мы отдавали это наиболее отличившимся солдатам.
Мы знали всех солдат, каждому пытались помочь. Доставлялись газеты на фронт, и потом, прямо в траншее, их вслух читали. Вообще, был большой информационный голод, информации было очень мало, поэтому читали все, что могли.
А каким было отношение к вам со стороны мирного населения?
– Сколько было людей, которые нам помогали! В той же Тыновке: она несколько раз переходила из рук в руки, бои там были жуткие. И местное население, несмотря на все это, нам помогало: и воду подносили, и боеприпасы, и раненых помогали вытаскивать. Это говорит о том, что люди любили родину, а ее было, за что любить.
