Евгений Стримов, РИА Новости Украина
Она всегда плакала, когда начинала говорить о войне. Помнила все в деталях, но рассказывала немного – слишком больно было. Говорила, в основном, о быте. Одно из ее главных впечатлений – мерзлая картошка, которую они тогда, в голод, ели. После этого она, кстати, очень не любила бананы – они напоминали ей ту самую картошку…
После этих рассказов война начала казаться мне чем-то личным, интимным для каждого человека, сохранившим о ней свои воспоминания, свою войну.
И пришло понимание, что война для людей, которые ее пережили, не закончилась – она продолжается ежедневно, в их памяти.
Проигрывается, как диафильм на светлой шторе в слабо освещенной комнате.
Читайте также: Победители. Мой дед брал Берлин и освобождал Прагу
Прежде же война для меня, по сути, существовала единственный день в году – 9 мая: в виде обязательных парадов, с ранними неприятными подъемами в выходной день, шумной толпой на площади, с фильмами, которые шли фоном к праздничному столу, пышным, но почему-то не радостным салютом.
От всего этого, а в особенности от отношения к памятной дате большинства окружающих, было просто противно: казалось, в ужасающем пафосе массового, но, при этом, совершенно неискреннего соучастия, уже не осталось ничего живого, человеческого.
Однако самым странным и неясным было отношение к ветеранам: их подвиг, как утверждали с телеэкранов и газетных полос, неоценим, его будут помнить вечно, и каждый наделенный хоть какой-то властью мужчина в пиджаке обещал фронтовикам полную социальную защиту.
При этом сами ветераны, которых я ребенком видел, отнюдь не выглядели защищенными.
Позже, взрослея, я понял, что подобная шизофрения для общества – говорить одно, а делать совершенно другое – абсолютная норма, и перестал воспринимать предпраздничные речи всерьез. Побочным эффектом развеянных иллюзий стал свой собственный взгляд на войну и людей, ее прошедших – не навязанный, в виде "мы должны гордиться и помнить", а сложившийся естественно.
Когда я после университета пошел работать в газету, одним из первых моих редакционных заданий оказалась поездка к ветерану – армянину, освобождавшему Украину и дошедшему до Берлина, а после войны вернувшемуся в нашу страну.
Он плохо ходил – проблемы с ногами, болел, но сохранял здравые рассудок и память, рассказал о своем маршруте "Баку – Берлин", а напоследок сказал, что очень жалеет, что золотую молодость отдал войне. Да, освободительной, народной, но "любая война – бессмысленна, ей нельзя ничего построить, только разрушить, и самое ужасное – человеческие жизни".
А через несколько недель я узнал, что он умер. Было очень странное, скребущее ощущение, что совсем недавно я лично разговаривал с самой историей.
Прошло еще несколько месяцев.
Читайте также: Победители: ближе к концу войны так устали, что спали на ногах стоя
Приближалось 9 мая, и я поехал к женщине-ветерану: она жила на окраине города, в большом двухэтажном доме, и в свои 90 лет со всем хозяйством и огромной, охраняющей двор овчаркой, справлялась самостоятельно.
На фронте после ранений девушке ставили смертельные диагнозы, но она выжила, прошагала всю войну медсестрой, участвовала в боях под Сталинградом, Харьковом, отмечена Орденами Красной Звезды, медалями "За отвагу", "За боевые заслуги", наградами за освобождение Киева, Праги…
Рассказав свою историю, она начала показывать фотографии: "Здесь мы во время встречи на Эльбе с американцами", "тут я с Димой Медведевым (российским президентом) на параде в Москве", "вот мы с ветеранами с разных континентов"…
И, кстати, Нобелевский лауреат Михаил Александрович Шолохов – просто однокашник по богучарскому училищу Мишка.
…Восточные мудрецы говорят, что для того чтобы выяснить, чем является некий предмет или явление, нужно сначала понять, чем он не является.
Я понял, что война и Победа – это не топливо для идеологии, кино- и печатной продукции. Не попытки построить будущее страны на мифологизированном, тщательно обработанном и выстиранном в исторических лабораториях прошлом. Не сухая статистика погибших и пропавших без вести. Не пафос "великого подвига" один раз в году. И даже не сирень у памятников павшим.
Война – это миллионы погибших и оставшихся в живых. Люди с их личными историями, пережитым кошмаром фронта и радостью победы. Судьбы, суровой нитью связанные воедино – до порезов на душах.
И они, эти люди, живут рядом с нами.
Они – настоящая, живая история Великой Отечественной войны.
И если вы хотите ее узнать, пожалуйста, поспешите.
Смотрите инфографику: День Победы в городах Украины
P.S. А еще ветераны очень не любят говорить об украинских войнах сегодняшнего дня – сражениях с прошлым, боях на Донбассе.
Впрочем, не только ветераны. Автор этих строк своими глазами видел и прекрасно помнит начало конфликта на Востоке.
Дурной сон, цепь совершенно нереальных, казалось, событий, нарастающий абсурд, планомерно заполняющий пространство… Так небольшой камень, падая с горы, провоцирует обвал, засыпающий целые поселения.
До сих пор нет понимания, что это было, и как вообще могло произойти. Война? В Украине? После Великой Отечественной? При живых ветеранах?
Страна невыученных уроков.
