РИА Новости Украина
Борьба с коррупцией, объявленная властями после Евромайдана, превратилась в бразильский сериал. Какие бы страсти не изобиловали на условном экране, конца и края этой драме не видно, потому сюжетные выкрутасы – иногда совершенно удивительные – не выходят за пределы накатанной колеи, пишет Александр Фоменко.
В соответствии с канонами жанра, просмотр очередной серии превращается в коллективный ритуал. Преданные поклонники уже плохо помнят события прошлых сезонов, однако добросовестно выполняют свой зрительский долг.
Не обходится и без слабонервных, которые отчаялись в персонажах и при любой возможности обвиняют авторов в измене. Таких можно понять: вместо развязок мы имеем одни кульминации, а вот о катарсисе, кажется, перестали мечтать даже фанаты. Однако это отнюдь не проклятие Небесного Сценариста, а закономерный результат исторического развития Украины.
Как закалялась сталь
В нарративах ностальгирующих советофиловв всегда присутствует утверждение, что коррупция возникла в Украине после обретения независимости. Большего самообмана (или наглее лжи) не найти. На самом деле украинская коррупция – прямой потомок коррупции советской.
Во времена сталинского террора коррупция действительно имела инфернальные, необычные для нас масштабы и формы. Зато уже в хрущевские, особенно в брежневские времена советское общество стало активно усваивать коррупционные навыки – и практические, и ментальные. Стоит вспомнить о типовом советском двоемыслии, когда люди научились таскать в кармане различные безделушки, не переставая вглядываться в светлое коммунистическое будущее.
Произносимые с трибун идеалы оторвались от реальной жизни, но продолжали существовать в качестве бессмысленных ритуальных формул, которые никого ни к чему не обязывали. Так же наши коррупционеры треплются о евроинтеграции и европейских ценностях, не отрываясь от дерибана.
Кроме того, поколение советских людей прошли серьезный коррупционный практикум. Исследователи не зря называют СССР феодальным государством, в котором номенклатурная лояльность давала доступ к эксклюзивным благам. Поэтому среди измученных дефицитом и бедностью "маленьких людей" считалось великим благом иметь неформальные связи в нужных кругах.
Даже обычный завмаг был человеком с большой буквы – просто потому, что он мог спрятать под прилавок несколько палок колбасы, а затем продать их приближенным лицам. Ну а последние таскали с работы все, что плохо лежало, зарабатывая себе гордое звание "несунов". Конечно, советская коррупция не практиковалась открыто, и "несуны" жили в страхе перед милицией, "ОБХСС" и другими органами, но страх только закалял и стимулировал к креативности.
Итак, вопреки мифологии советофилов, в бурные 1990-е мы вошли не такими уж и растерянными и целомудренными. Уголовный передел общественных благ был действительно ужасным и грубым, однако им занимались вчерашние пионеры и комсомольцы, а не ссыльные с других планет.
Переходный период стал для нашего общества коррупционной аспирантурой. Поскольку традиционные социальные лифты перестали работать, люди начали карабкаться к благам пожарными лестницами и другими неожиданными путями – так незаконные практики стали явлением повсеместным и всеобъемлющим. Только теперь героем эпохи была не завмаг, а лысый парень в черной кожанке, которому завмаг еженедельно платил дань.
Нелегальная торговля, грабеж, спекуляции – все это было логическим продолжением и развитием советской повседневной коррупции.
Яд олигархии
Но самое интересное началось потом, когда в Украине стал формироваться олигархат. Коррупция, конечно, никуда не делась, но стала более упорядоченной.
Если сравнивать деньги с кровью экономики, то Украина получила двойную кровеносную систему. Институциональной основой коррупционных практик стали все те же феодальные отношения, которые мы привыкли называть мафиозными: сюзерен (или "пахан") давал своим вассалам доступ к источникам коррупционного обогащения, а они платили ему дань, защищая и развивая его "схемы".
Кумовство, взяточничество, телефонное право и прочие ужасы, против которых боролся оранжевый Майдан, были нормальными проявлениями мафиозной системы, которая охватила, а частично заменила, легальные институты власти.
Так в Украине сложился своеобразный вариант скрытого феодализма, в условиях которого власть и собственность невозможно отделить. Собственность открывает доступ к власти, а власть дает возможности для обогащения. Поэтому страной управляют те, кто аккумулировал в своих руках больше ресурсов, а наличие ресурсов автоматически дает допуск к участию во власти. Собственно, это то, что мы сейчас называем олигархатом.
В этом смысле взяточничество – самая маленькая из всех коррупционных проблем. Конечно, взятки позволяют одним нарушать законы, а другим – получать незаконные прибыли. Это плохо и для законности, и для экономики. Но в случае олигархии речь идет о патологии самого общественного строя, а именно о концентрации власти и собственности в руках определенной прослойки населения.
Поэтому борьба с коррупцией, даже если начинается с охоты на взяточников, рано или поздно станет борьбой за перераспределение власти в стране в пользу граждан. Олигархи могут ежедневно скармливать антикоррупционерам "распильщиков" и "схематозников", но это никоим образом не затронет корень коррупции. Потому что если взяточник имеет неформальный источник доходов, то олигарх – неформальный источник власти над страной. Очевидно, именно поэтому коррупционеры и антикоррупционеры так долго кружат в своем боевом танце.
Настоящий поединок будет настолько жестоким, что вступать в него страшно всем: то, что началось с борьбы за прозрачные тендеры, кончится антифеодальной революцией.
