Захар Виноградов, Кирилл Вышинский, РИА Новости Украина
В Донецке – чистом, ухоженном городе — из примет войны только необыкновенно пустые улицы да бойцы в камуфляже с "калашами" на бульваре у Дома правительства, по-старому — областная госадминистрация. Необычайно тихо, будто город заснул в этот жаркий августовский день. Да нет, не заснул, а просто замер в ожидании очередного артобстрела.
Большинство магазинов и кафе закрыты, автомобилей почти нет, людей еще меньше. И сколько бы ни было на часах, а картина не меняется – никто не спешит на работу, в сквериках не бегает малышня, не видно кампаний подростков. Нет будничной городской суеты. Многолюдного кипучего Донецка — с автомобильными пробками, бизнесменами в деловых костюмах, спортсменами в "адидасах", мамочками с колясками, пенсионерами на скамейках — нет. Это – другой город. Чистый, вымытый, тихий, безлюдный. Можно идти 20 минут по центральной улице Артема, и вряд ли на встречу попадется два-три неспешно идущих человека. Один из этих трех обязательно будет в камуфляже. Объяснение простое – местные власти уже прикинули, что половина жителей Донецка выехала. В одном из крупнейших городов-миллионников Украины осталось от 450 до 500 тысяч жителей. Да и те предпочитают оставаться дома – на пустынных улицах некомфортно. Многие мужчины на блокпостах, в отрядах местного ополчения. А в городе тихо. Чисто, ухоженно, зелено, но как-то жутковато.
Страх стал привычным – большинство дончан могут без запинки назвать часы обстрелов и бомбежек, сказать, в каком районе сегодня опасно, в каком не очень. В последнее время страшнее всего на Текстильщике, одном из самых густонаселенных микрорайонов между центром и окраиной. Пару дней назад там артиллерийским огнем серьезно повредили школу, разбили трамвайную остановку. Да и в центре уже не безопасно – вчера несколько снарядов попали в жилые дома и магазин на углу Панфилова и Розы Люксембург. Современные кирпичные высотки недавней постройки, явно не дешевое жилье — в раковинах снарядных разрывов — окна разбиты, в стене дыра на уровне седьмого этажа, от пары квартир только боковые стены и остались. Огонь был явно не прицельный, скорее всего очередная акция устрашения.
Но люди привыкают ко всему, даже к ужасу и ночному завыванию летящих снарядов – покорно, как-то по-будничному, словно грибники на полянке, разбирают крошево из кирпича и разломанного домашнего скарба. Видимо, ищут что-то, что осталось еще целым после утреннего артобстрела. Грузчики выносят из только что разбомбленного магазина "Купеческий" коробки с оставшимся оборудованием. Стекла в жилом доме напротив разбиты и посечены осколками кирпичей. Все та же гнетущая тишина — ни слез, ни проклятий. Это просто будни, их сегодняшний, уже ставший привычным мир.
На Крытом рынке в центре города торгуют китайским ширпотребом и домашней мелочевкой. Жарко, больше тридцати на градуснике. Атмосфера явно не базарная – в длинном ряду киосков и прилавков открыто не больше пяти-семи. Две женщины-продавщицы и мужик режутся в карты. Торговли нет – из 250 мест на рынке с утра работают меньше половины. Наталья, приятная женщина за 40, удачным днем считает, если есть выторг в 100-150 гривен. Последние пять дней из ее вроде как ходового товара – недорогие носки и мужское белье – ничего не продалось, нет покупателей. Но вместо ругани в сторону "ДНР" – "взбаламутили народ, лишили мирной жизни…" — она говорит о майском референдуме и безумной киевской власти.
"Они хотят нас всех здесь уничтожить, за людей не считают. А мы просто хотели сами решить, как жить на своей земле…"
Партнер по картам, пенсионер-шахтер Валентин, которому около 50-ти, в выражениях не стесняется. Из самого цензурного: "Янукович, конечно, вор, и сыновья его не лучше. Но при нем хоть работа была — на стройке платили всего две тысячи, и кинуть могли с зарплатой за месяц, но хотя бы не стреляли. А сегодня с 4-х утра начинают, как немцы…". На вопрос, почему не уезжает, отвечает коротко – а кому я в России нужен? Здесь мой дом, двое детей, могилы родителей. Правда, концы с концами сводить все труднее – пенсию в 1250 гривен получить можно только в Мариуполе, в Донецке работающих банкоматов почти не осталось. Продукты есть, а вот с лекарствами проблема – сыну-астматику надо покупать ежемесячно ингалятор, а открытых аптек остается все меньше. Но, по словам Валентина, нет худа без добра – раньше возле рынка вечно околачивались пьяницы, бомжи и наркоманы, сейчас всех как ветром сдуло – в целях перевоспитания нынешняя власть их отправляет за город рыть окопы…
Эти простые "торгаши" — реальные, что называется патентованные патриоты. Без кавычек. Никуда не поедут, хотя, кто мог, детей отправили к родственникам в Россию. "Это наша земля, — сверкнув золотым зубом, убежденно поясняет полная женщина в возрасте. – Денег мы тут не можем заработать, но останемся до конца". Украинские телеканалы рассказывают о Донецке, в котором маршируют штурмовики, прячутся по углам мародеры, ругают "ДНР". Мы увидели другое – более страшное в своей обыденности – людей, спокойно и стойко живущих на линии фронта.
Но это даже не война, а "войнушка", как объяснил нам таксист Иван. "Война, — это когда фронт, наступление, боестолкновения. А "войнушка", это когда город обстреливают из орудий, а ополченцы и украинские войска друг за другом бегают. Какая война — "войнушка" и есть". Таксист, который вез нас в гостиницу — единственный из явных противников "ДНР". Во-первых, среди денеэровцев немало беспредельщиков – носятся по городу "на красный" на конфискованных машинах, подрезают. Во-вторых, клиентов почти не осталось, народ-то из города уезжает. Еще и комендантский час ввели – после десяти не только пешеходов останавливают, но и машину могут проверить. Раздражение Ивана понять легко – в Донецке человека в камуфляже и с "калашом" уже не редкость. Что у него в голове, поди разберись. Правда, ни один из таких встречных не скрывал своего лица балаклавой — скрывать особенно нечего. "Если сюда придут украинские войска, нам всем все равно каюк", — объяснил один из бойцов.
По словам председателя Верховного совета "ДНР" Бориса Литвинова, в тех населенных пунктах, которые заняли украинские войска, первым делом ищут списки организаторов майского референдума о независимости "ДНР". Списки ищут, чтобы наказать "сепаратистов", ставших "террористами". "Это мы-то террористы?— скажет позже на пресс-конференции новый глава правительства республики Александр Захарченко. – Террористы, это те, кто взрывают дома мирных жителей, кто берет заложников. Мы этого не делаем. Мы защищаем свой дом", — сказал, будто отрезал один из самых известных на Донетчине полевых командиров.
Да, не террористы, но и без масок вид у ополченцев пугающий – часто бородатые, на лицах суровая решимость. По возрасту — не майданная молодежь, народ все больше зрелый, под сорок и старше. Суровый быт наверняка не делает ополченцев добрее – в бывшем здании обладминистрации один из караульных сказал, что к семьям не отпускают. Казармы нет, спят прямо в здании, едят в общей столовой. Но на блокпостах под городом еще труднее.
Трудно удержаться от сравнения таких разных людей с оружием – донецких ополченцев и тех, кто стоял на Майдане Незалежности в Киеве. Там – эпатаж, бравада собственной значимостью, почти у всех казацкие чубы на бритых головах. Здесь – спокойная, какая-то уверенная неторопливость мужиков, взявших оружие, чтобы защитить свой дом. И не просто спокойствие, а готовность без суеты и лишних эмоций принять достойную смерть защитника своего крова. Такой вот у них, бойцов непонятной "войнушки", свой уклад, свой мир. От войны, от артобстелов, от неминуемой, как нам кажется, смерти надо бежать без оглядки. В ответ на стене Дома правительства надпись: "Нам отступать некуда. Позади Донбасс". То есть ни в Россию, ни в Крым они не уйдут. Никогда и никуда.
На пресс-конференцию теперь уже экс-премьера "ДНР" Александра Бородая нас записывает щуплый парень Леша. Пока он тщательно заносит имена и выписывает карточки, которые "не дают право на посещение района боевых действий", его приходит поздравлять с днем рождения компания коллег. Подарок один на всех, магазинный кекс ценой в 40 гривен. Пожелания про карьерный рост и мирное небо очень кстати — смущенный Леша ворчит, что в день рождения полдня просидел в бомбоубежище. На его столе, кроме бумаг с экстренными телефонами и памятки для журналистов на английском, еще и страницы из "Библиотечки ополченца" — методичка по организации уличных боев в городе. Чтиво не самое увлекательное, но в нынешних условиях незаменимое.
В коридоре перед пресс-конференцией — сенсация дня, которую, словно шмели на цветнике, разносят друг другу журналисты: Бородай, легендарный, почти киношный глава республики, подал в отставку.
Вопросов больше, чем ответов – конфликт в правительстве? Не поделили власть? Не согласен с тактикой полевых командиров? И первое, вроде очевидное – испугался, бежит с тонущего корабля?
Бородай — единственный из участников встречи не в камуфляже, а деловом синем пиджаке, с легкой московской небритостью. Ехидно улыбаясь, говорит, что не уходит, а остается в правительстве первым вице-премьером.
"Я ведь коренной москвич, но наступило время, когда Донбассом должен руководить настоящий дончанин, командир, опытный управленец. И это – мой друг и боевой товарищ Александр Захарченко".
Захарченко другой. В камуфляже, с портупеей и кобурой на поясе, в начищенных до блеска берцах. На камуфляжной куртке наградной крест с георгиевской лентой. В тельняшке, с короткой стрижкой, под которой угадывается шрам. И глаза, и повадки другие – донецкий мужичок себе на уме, спокойный, как и его бойцы, которым отступать некуда.
Еще Бородай говорил о мире. О том мире, который нужен Донбассу, где они хотят дать работу людям, завезти в магазины хлеб и одежду. Мир им нужен, чтобы строить свое, только им, донецким, понятное государство. Но о мире можно будет говорить только тогда, когда украинские войска уйдут с этой земли. Раньше переговоров не будет.
Вечером, пока светло, на улицах Донецка людей все же становится больше – жара спала, в домах сидеть не хочется. Мамы, ребятня на детской площадке – в бои, блокпосты и артиллерийские обстрелы и поверить трудно. Хотя большинство кафе и ресторанов закрыты, но место посидеть найти все же можно. Ближе к десяти, перед наступлением комендантского часа, все вокруг пустеет. А после полуночи слышатся выстрелы – спокойной ночи здесь уже никто никому не желает.
