Ольга Жукова, Донецк
Владислав Русанов – писатель-фантаст, работает в жанре исторического фэнтези. Автор 30 книг (скромно добавляет "с учетом переизданий…") и 10 переводов. Среди последних — перевод ранее неизвестного романа Артура Конан Дойля "Явление Фэри" и детектива американской писательницы Джилиан Флинн "Исчезнувшая", по которому знаменитый голливудский режиссер Дэвид Финчер снял одноименный фильм.
В реальной жизни — доцент кафедры "Техника бурения скважин" Донецкого национального технического университета и зам. главы Союза писателей самопровозглашенной ДНР. Живет и работает в Донецке.
Самый популярный вопрос за последние два года — почему Вы не уехали в 2014-м, когда в Донецке все было страшно, неопределенно и бесперспективно, а на украинской стороне — стабильно и безопасно?
— А почему я должен уезжать? Здесь мой дом. У меня были варианты уехать из Донецка еще в советское время, по распределению – у меня же была "денежная" специальность, инженер-бурильщик. Я мог уехать на Сахалин или в Мурманск, поработать там лет 10, накопить денег и вернуться — тогда многие так делали. Но почему-то меня никогда не тянуло уехать. Я не уехал тогда, почему я должен был уехать в 2014-м? Я разделял те настроения, которые были в городе весной четырнадцатого. Я был на митингах на площади Ленина, почти на всех.
И Вы спокойно теперь будете сносить разные возникшие неудобства?
— Я совершенно осознанно поддержал Донбасс. Я решил, что надо оставаться с Россией, Белоруссией, Казахстаном — теми странами, которые входят в Таможенный союз и одной с нами крови, в отличия от американцев или европейцев. Я прекрасно понимал, что теперь много лет я не смогу выезжать за границу, у меня резко упадут доходы — я пошел на это осознанно.
А идеи Майдана поддерживали?
— Нет — ни первого, ни второго. Мне оба Майдана напоминают плохо воспитанного, разбалованного инфантильного ребенка: когда что-то не по его — падает на спину, сучит ножонками, кричит: "Буду орать, пока вы мне это не купите!". И если первый был такой ребяческий, то второй ребеночек оказался с бомбой в кармане. Если не купите — взорву и себя и весь магазин.
Как Вы думаете, Майданы дали тот результат, ради которого затевались? Например, европейское будущее Украины?
— Я — горный инженер и прекрасно понимаю, что Европе мы нужны исключительно как сырьевой придаток. И не как горнодобывающая отрасль, а для выращивания рапса, кукурузы, подсолнечника и так далее. А еще для потребления тех товаров, которые "не идут" в Европе — больше ни для чего Украина не нужна. Она и сейчас не нужна, судя по событиям последних двух лет.
Так что, нет и у второго Майдана достижений?
— Ну, разве что злополучное соглашение о евроинтеграции (об ассоциации с зоной свободной торговли с ЕС-от ред.) подписали. На этом победы заканчиваются.
Может, нам просто не говорят? А на самом деле на Украине все хорошо?
— Я внимательно читаю украинские новостные ленты, у меня есть родственники и друзья по ту сторону баррикад, с которыми сохранились добрые отношения. У меня достаточное количество друзей, которые друзьями быть перестали, но их странички в соцсетях я просматриваю — мониторю информацию достаточно внимательно и плотно. И я не заметил, чтобы Украину хоть где-то приняли с распростертыми объятиями, а курс на евроинтеграцию открыл светлое будущее для всех украинцев. У нас до 1992 года была единая экономика с Россией, Белоруссией, Казахстаном и другими республиками. Развал Союза сильно ударил по всем, мы помним ужасные девяностые годы, потом наладились интеграционные связи на каком-то другом уровне, мы вышли на достойный уровень зарплат. У меня до 2013 вместе с гонорарами получалось около тысячи евро. Я, конечно, пахал как папа Карло, но никто уже на шару и не рассчитывал. В Европе тоже надо вкалывать, им не падает ничего на блюдечко. И мы этого уровня достигли благодаря сотрудничеству с Россией, а отнюдь не с Европой, не с соединенными штатами.
Ваши книги издаются на Украине?
— Почти нет, но тут дело не во мне. Дело в том, что по той схеме, по которой я продавал свои романы, работали в России — там все это развивалось, в Украине – нет, такого не было. У них для того, чтобы тебя издали, надо было платить самому. На Украине выходили отдельные мои рассказы в газетах, журналах, альманахах. Последний мой рассказ, который я написал на украинском языке, вышел в 2012 году.
На украинском? Вы специально перевели, чтоб напечатали?
— Нет, если я пишу, то пишу сразу на украинском, не перевожу. Так вот, рассказ на украинском поставили в план издания киевского журнала, а в 2014-м, когда все началось, мне в личку на ФБ написал главред этого журнала: "Извини, я по-прежнему считаю твой рассказ очень хорошим, но твоя фамилия не появится на страницах моего журнала". Ну, нет так нет. Я отложил этот рассказ в сторонку, а уже летом 2014 года, после референдума, мне пришло предложение из Севастополя напечатать это рассказ в альманахе. Я принял предложение и мой рассказ на украинском языке вышел в Севастополе.
Вы и сейчас преподаете в Дон НТУ. В вашем вузе были дисциплины, которые читались на украинском языке. Сейчас как?
— На украинском у нас преподавались общественно-политические, социальные дисциплины и курс "Делова украинська мова". Он, кстати, и сейчас есть. Недавно читал лекцию в одиннадцатом корпусе и через гипсокартоновую стеночку слышали, как преподаватель с кафедры украинского языка читает лекцию из "Делова украинська мова" на украинском языке. Технические дисциплины – там по желанию преподавателя или студентов. Если студенты хотели – пожалуйста. За время своего преподавания я один раз читал курс на украинском, потому что студенты решили взять меня на слабо. Прочитал где-то половину семестра, потом студенты сами попросили перейти на русский – конспекты все равно вели на русском, устали переводить. Для меня же нет никакой разницы — русский или украинский. Иногда пишу стихи на украинском, когда есть такое настроение. Правда, сейчас на украинском хочется все меньше и меньше. Последний стих написал 4 мая 2014 года про Одессу. Больше я на украинском не писал.
А от чего зависит на каком языке будете писать?
— Что-то лучше ложится на украинский язык. Вот этот рассказ, который вышел в Севастополе, он о казаке Иване Сирко — был такой реальный персонаж, очень обросший легендами. Типа Влада Цепеша – реального человека, который боролся с османами за освобождение своей страны, но после смерти оброс легендами и стал графом Дракулой. Вот начал писать рассказа об Иване Сирко – понял, что он должен быть на украинском. Вот прекрасно ложится на украинский и быт малороссийский, и характеры, казачьи обычаи. Стих про Одессу специально писал на украинском, чтоб лучше поняли, что натворили. В романах некоторые сюжеты на украинском или с использованием украинизмов. И, кстати, российские издание ничего не убирают, оставляют как есть, потому что в тему.
Читайте также — Психолог: жизнь украинцев теряет смысл, и это невыносимо
Вы как-то пытаетесь наладить диалог с коллегами по перу по ту сторону?
— Ну, вот недавно участвовал в телемосте по приглашению "112 канала". Такое чувство, что писатели с той стороны собрались, чтоб просто поговорить о своих книгах. Народ в студии недоумевал – зачем этот большой экран, что там за люди за ним? Они устроили междусобойчик и рассказывали друг другу, какие они классные, сколько книг написали. Довольны собой – ужас! Вплоть до того, что доставали книжку, и говорили в каком магазине ее можно купить. А тема телемоста – как найти пути примирения, с чего начать — им абсолютно была не интересна. Кроме одного писателя из Львова, который выходил по скайпу. Наши же, из Донецка, честно пытались.
- Один знакомый преподаватель зарубежной литературы, который до сих пор читает лекции на украинском, сказал, что в Донецке отношение к мове «ушло в негатив» из-за политических событий последних двух лет. И теперь должно пройти достаточно времени, чтобы мы опять начали нормально воспринимать украинский язык. Вы согласны?
— Есть такой момент. Хотя у нас не перестали слушать украинский песни. Хорошие песни. Не Вакарчука, а народную классику. "Ничь яка мисячна" или "Несе Галя воду". Не язык, я думаю, а ментальность той, другой Украины вызывает негативный эффект. А язык – это такой сигнал, который запускает ассоциативный ряд: услышал мову и сразу в памяти – карательные батальоны, снаряды, подписанные "Всэ краще дитям", разрушения, трупы на улицах. Но при всем этом кафедры украинского в ВУЗах не закрыты, и книги продают на украинском языке – не сильно их покупают, но их и не рвут.
Читайте также — Донбасс, Крым, Украина: с кем вы, мастера культуры?
А ваше личное отношение к украинскому?
— Спокойно. Раньше украинского было больше в работе – я давно работаю в приемной комиссии и вся документация там была на украинском языке. Сейчас на русском. Книги, журналы, передачи – абсолютно все равно на каком языке. Я – билингв, у меня много книг на украинском. Если помните, раньше купить Лема или Артура Кларка на русском было проблематично, а на украинском – пожалуйста. Если мне хочется перечитать – мне все равно, на каком языке перечитывать. В книге мне важен Лем, а не язык. Захочу ли я снова писать на украинском? Не знаю. Может и захочу.
А если предложат издать вашу книгу в Украине, согласитесь?
— Дело в том, что я привык получать деньги за книги, которые я пишу. Если не получать деньги, то хотя бы печатать книги бесплатно. В Украине, как правило, издательства работают по схеме – заплати, мы тебе напечатаем и тираж отдадим. Если найдется издательство, которое заплатит пусть и меньшую сумму, или не заплатит, но отдаст штук 20 авторских экземпляров, я, может, и напишу что-то.
Читать Вам все равно на каком языке. А как пишите, как сам процесс?
— Писать тяжелей — тяжело писать на хорошем литературном украинском языке. Не на канцелярите, который распространен более всего. Когда пишу на украинском – полностью перехожу на чтение только на украинском, специально перечитываю украинскую классику.
Кого читаете?
— Коцюбинского очень люблю — потрясающий автор. Вот его и еще нескольких читал, восполнял словарный запас, которого достаточно на бытовом уровне, но для литературного – мало. Ну, и времени на роман на украинском понадобилось бы больше.
Как у вас, человека с очень земной специальностью, прорезался талант фантаста?
— Вы знаете, я анализировал — у большинства писателей-фантастов абсолютно приземленные профессии. Очень редко, когда физик-ядерщик или астроном — в основном врачи, инженеры. Свою специальность – инженер-бурильщик — выбирал рассудком. Я — сирота, понимал, что никто кормить не будет, а эта специальность в каталоге значилась как остродефицитная. Да и была она перспективная в то время – по всему Советскому Союзу шло бурение скважин. А вот фантазировал я все время – с первого класса рисовал какие-то комиксы, придумывал рассказы.
Если представить, что вы сейчас читаете книгу о Донбассе, о том, что происходит у нас — какой это жанр?
— Есть такое направление в фантастике – альтернативная история. Это когда берут какое-то историческое событие. Взятие Бастилии, например. И задают вразрез идущие вопросы – Бастилию не взяли, гарнизон отбился, перешел в контратаку, расстреляли Марата из пушки. И что было бы? И вся книга — ответ на этот вопрос. Вот мне происходящее у нас напоминает этот жанр. Но в Донецке пока, вроде, неплохо получается.
Как вы считаете, война на Донбассе почему началась? Что послужило причиной?
— Изначально Донбасс хотел федерацию в составе и русский – второй (я подчеркиваю – второй, не первый) государственный язык. В конце концов, они могли бы просто пообещать и не сделать, как раньше это делалось. Пока мы тут поняли, что опять обман – уже поздно было бы подниматься. Так что война спровоцирована и спровоцирована из Киева. Для чего? Не знаю. Закон об отмене регионального статуса русского языка стал своего рода маленьким толчком, но в нужном месте. Вот представьте – машина зависла над обрывом, упасть не упала, но качается. Все замерли в ужасе – туда или сюда. И тут раз – птичка на капот садится. И машина пошла кувырком с обрыва. Вот отмена этого закона сыграла роль этой птички.
Были же и другие законы, от других партий?
— Те законы, которые предлагались, в разы жестче. По ним даже крымские татары не имели бы ни языка, ни письменности, вообще ничего. Не говоря уже о небольших диаспорах – поляков, греков, других. По закону Кивалова-Колесниченко они могли ввести урок родного языка хотя бы раз в неделю. А они все отменили, не предложив ничего взамен, не объяснив хоть как-то. Наоборот. Тогда, весной 14-го мне в личку стали приходить письма: "Все! Майдан победил, теперь будете ходить по струночке, будете делать то, что мы вам скажем, а то много воли на себя взяли там, на Донбассе!" И не один я такие письма получал. Полился поток грязищи из телевизора – мы тут титушки, колорады. А с какой стати мне слушать менеджера среднего звена? Я — кандидат наук, по моим технологиям отбурены скважины на шельфе трех океанов, в моих переводах выходят книги. Почему я должен слушать какого-то менеджера, только потому, что он хочет ездить в Европу без виз? Оформи визу и езжай. Проблем-то?
У Вас не возникает сомнений, что мы идем правильным путем?
— Ну, если бы возникали, я бы уже уехал. Не в Киев, понятно, но в Питере мог устроиться очень комфортно. Но я не поехал туда в 14, не поеду туда и сейчас. Мое место здесь.
Парады на 9 мая, которые прошли по Украине, говорят о том, что по-прежнему немало людей, для которых та война – Великая Отечественная, а воины Красной Армии – герои.
— Эти люди, скажем так, здоровое малороссийское население, оно понимает, что война это плохо, убивать – это не хорошо. А что хорошо? Хорошо ставить аппарат на горилку, выращивать кабанчика, петь песни. Опять-таки у большинства деды-прадеды воевали на стороне Советского Союза, государства-победителя. И если уважаешь своего деда-красноармейца, значит, не будешь Бандере поклоняться. Людям надоела эта массированная атака — давайте ветеранов и с той и с другой стороны чествовать, 9 мая — это не победа, а день траура. Для Бельгии, которую за три дня завоевали, это, может, и день траура. А для советских людей, которые хребты ломали и жилы рвали, чтоб победить — для них это день победы. У меня два деда воевали. Мне не интересно вшановуваты память какого-то вояка из дивизии СС Галичина. Мне интересно чтить память своих дедов. И большинство людей так.
Просто в 2015 году их сильно запугали. А глаза у людей есть, телефоны есть. Что стоит позвонить человеку в Донецк, которому доверяешь, и спросить – а что у вас происходит? Завоевала ли вас Россия? То есть, люди показали, что они не совсем разделают завоевания Майдана. Может, они и против Януковича были, наверняка их потрясла трагедия небесной сотни, это все на эмоциях, раздутых пиар-технологиями. Сейчас начинают понимать, что ничего хорошего не получилось. Гибнут пацаны с обеих сторон: полтавский хлопец гибнет, здесь наш гибнет, обоих убило под аэропортом. Кому от этого стало лучше жить? Или больше зарплата стала? И люди показали, что они не слепые телята – мало кто пошел к оформленному маками мемориалу. Все пошли к вечному огню. И пошли с победной символикой: с красными знаменами, с георгиевскими ленточками, со звездочками на пилотках. Тем самым показав – отстаньте от нас, мы хотим делать так, как мы хотим. А это дорого стоит….
Что Вас по-прежнему держит в Донецке? Разве у нас все хорошо?
— Да, у нас не все хорошо, у нас мало профессионалов в промышленности, чиновники не самые лучшие. Многие просто уехали. Люди сейчас учатся. Да, во многие сферы преходят люди без профильного образования. Но они учатся на глазах. В журналистике, например, это даже на пользу. У нас появились новые талантливые кинохроникеры и авторы. У нас часто не того назначают. Но это не значит, что его "отправили на подвал", как пишет украинская пресса. Рано или поздно у нас все образуется. В 20-х годах прошлого века была такая же текучка кадрах во всех сферах. Ничего, справились. Что-то подобное происходит и у нас. Но у нас пока война. Когда закончится – все силы начнем отдавать строительству гражданских институтов. Справимся. Восстановим.
Читайте также: Новая культурная стратегия: население и пустота
