Верховная Рада одобрила заявление о признании России страной-агрессором и призвала парламенты иностранных государств признать "ДНР" и "ЛНР" террористическими организациями. За это решение проголосовал 271 депутат при необходимом минимуме в 226 голосов. Парламент также призвал другие государства и международные организации признать Россию агрессором и усилить давление на нее.
Кроме того ВР приняла в первом чтении правительственный законопроект, согласно которому Совет национальной безопасности и обороны (СНБО) наделяется правом признавать организации террористическими.
Как решения парламента повлияют на судьбу Украины, в эфире радиостанции Голос Столицы рассказал политик, народный депутат предыдущих созывов Тарас Чорновил.
Как вы оцениваете решения парламента?
– Сдержанно хорошо.
Объясните, почему? Потому что проголосовали за признание "ДНР" и "ЛНР" террористическими организациями?
– Не проголосовали. В первом чтении приняли закон, в котором выписана методика, как их можно объявить террористическими организациями. Сейчас у нас тоже это можно было бы сделать, но это очень сложный механизм, через суд, там очень много нюансов. В данном случае, ВР по представлению СНБО признает те или иные структуры террористическими организациями, а уже конкретных физических лиц признать террористами может только суд.
Для России, если им хватит ума, установка такая – а кто вам сказал, что мы с террористами? Мы против террористов. Да, они к нам прислушиваются идеологически, но это гражданская война в Украине! Даже Верховная Рада приняла решение, что они террористы.
ВР признала Россию агрессором, кто-то говорил, что это промежуточное звено между военным положением и его отсутствием, а кто-то говорил, что нет. Что вы скажете?
– Я принадлежу к тем людям, которые считают, что требовать сейчас введения военного положения – это страшная провокация. Если мы объявим военное положение, мы должны сказать – кто страна, которая на нас напала, с которой мы ведем войну. Все что мы должны полезного извлечь из военного положения, мы вытащили другими законами, без его введения. Военное положение – это фактически сейчас разрушение страны, в том числе общественное разрушение. Потому что военное положение не будет только там на Донбассе, оно будет во всей стране.
У Штайнмайера было заявление, состоящее из двух блоков, которые противоречили друг другу. Он говорит, что после событий в Мариуполе мы пойдем на более жесткие шаги. А уже в следующем абзаце он говорит, что сейчас нет основания идти на более жесткие шаги. Что это значит?
– Это дипломатический язык, это Европа, в которой делают очень много реверансов и осторожных вещей.
По поводу сегодняшнего голосования. Вы видите перспективы в том, как депутаты работают и куда движется наш парламент вместе с другими учреждениями?
– Это не самая плохая ситуация, просто институционально этот парламент – лучший по определению. Там очень мало "пятой колонны", там есть в принципе проевропейское, проукраинское конституционное большинство, хотя это не означает, что оно профессиональное, честное и порядочное.
Если это патриотичные люди…
– Патриотизм не является синонимом профессионализма и порядочности. А говорим мы о том, что на сегодняшний день удалось избежать конфликта по образцу 2005 года. Порошенко еще взял к себе Турчинова, как-то это все уладилось, закончились эти противостояния, которые были после выборов. И мы сегодня имеем треугольник, в котором отсутствие достаточного интеллекта парламента компенсируется усилиями, которые идут со стороны президента и структур, которые на него работают. И речь идет о тех структурах, которые завязаны на СНБО в основном.
К каждой из этих структур море претензий, но предыдущая Рада вообще ничего не делала из того, что нужно, только после страшных окриков, скандалов и давления. Говорят, там Порошенко чуть ли не руки выламывал в кабинете у спикера лидерам фракций, и только после этого принимались какие-то важные для государства решения.
Читайте также: Дорогое АТО. Куда, кому и как идут военные расходы?
Что вы думаете по поводу увольнения Муженко, Яремы?
Я недоволен этими людьми и многими другими. Что касается Яремы. Я против него. Я против него воевал на выборах, я им не доволен, он меня победил, поэтому мне якобы не положено много ругать, потому что некрасиво будет, но я попробую себе объяснить.
В феврале прошлого года что было? Тогда сломали в принципе Конституцию, потому что отстранение Януковича в принципе не было конституционным, и избрание новой власти не было конституционным, но это было необходимо сделать, это было легитимировано самой ситуацией. Это сделали, другого не сделали.
Мы могли в тот момент переломить судебную систему, мы могли в тот момент ликвидировать прокуратуру, то есть сделать реформы в стиле Саакашвили, а не в стиле Ющенко. Саакашвили ликвидировал милицию, и Ющенко ликвидировал ГАИ. Саакашвили после того создал новую полицию, а Ющенко за две недели вернул старое ГАИ. Поэтому у нас была возможность, а ее не реализовали.
Мы можем иметь море претензий к Яреме, но сегодня мы имеем законодательное поле, когда в прокуратуру, особенно на руководящие должности, можно принять только человека, который прошел всю грязь прокуратуры, который замазан в коррупции. Мы не можем туда набрать новых людей, нам надо менять правила. Я думаю, что мы одну неделю проживем вообще без прокуратуры. Назначаем нового генпрокурора, всех прокуроров освобождаем и неделю как-то перебиваемся. А перед тем принимаем закон, что на прокурорские должности снизу доверху можно принимать по конкурсу всех, кто имеет базовое юридическое образование.
Вы предполагаете, что будут изменения по Яреме?
– Я предполагаю, что будут, об этом много говорили. В прокуратуре еще долго не будет порядка, не будет развязки. Но будет плюс, когда туда все же придет человек, который будет готов хотя бы бить кулаком по столу, кричать и пугать.
А что по Муженко?
– Я не уверен, что мы можем сегодня так просто заменить Муженко на другого. По Муженко у меня есть вопрос, на который я не нашел ответа. Но я слышал намеки − из тех кругов, которые занимаются разведкой, секретной информацией − что там не совсем в Муженко дело, речь идет об Иловайске. Из всех операций, из всех произошедших событий, у меня есть жесткий вопрос только по Иловайску.
А по донецкому аэропорту нет?
– По донецкому аэропорту у меня совсем нет вопросов. Практически все, что можно было сделать, было сделано.
А коридор там нельзя было сделать, чтобы отвести ребят?
– Понимаете, били не так по ребятам, как по тем, кто делал коридор. Это старая методика, ее очень хорошо отрабатывают снайперы. Мне кажется, что надо было выйти из аэропорта на неделю раньше. И у Муженко, и у Порошенко все это понимали. Но "это наш Сталинград, это наша Брестская крепость". Какой политик возьмет на себя политическое решение сдать аэропорт.
