Наталья Печорина, РИА Новости Украина
"Чонгар" немногословна и всегда крайне собранна. В ее фразах нет эмоций, есть четкие и простые слова. Жизнь и смерть полностью переплетаются в ее рассказе.
Я познакомилась с ней в поездке в Луганск во время операции "Офицерского корпуса" по освобождению пленных. С той стороны попросили забрать несколько "двухсотых", и Алла взялась за организацию вывоза.
Читайте также: "Офицерский корпус" вместо "Голубых касок" ООН способен разрешить конфликт на Донбассе
Алла, когда ты начала заниматься организацией вывоза из опасных зон?
— В феврале из Крыма нужно было забрать семью мужа, вывезти оттуда семью знакомых. Они позвонили нам числа 18-го, решали ехать или не ехать, отправлять ли детей. В итоге выезжала вся семья — 24 февраля мы были на Чонгаре, потом добрались до Симферополя.
С чего начался вывоз "двухсотых"?
— Если честно, то не помню. Когда в Славянске стояла 95-я бригада, они попросили помощи. Мы с мужем дали себе слово, что только отвезем продукты — и конец. Но так не получилось.
Чем запомнился первый вывоз?
— Первый парень был из 95-й или 93-й бригады, точно не помню. Мы были там, и надо было забрать тело из морга в Славянске. Но забрать — не основное, нужно еще документы правильно оформить. Есть уведомление о несчастном случае с военнослужащим, который погиб в зоне АТО. Из морга нужно было взять уведомление, часть дает свой документ. Пока это тянулось, нужно было срочно забрать тело. Вот так эта каша и заварилась. Уже когда привезли парня в Днепропетровск, и я помогала его отправить в Житомир, понадобилось отправить второе, третье тело. Вот так и закрутилось…
Как ты вывозишь тела?
— Обращаются родные, обращаются части. Договариваешься с той стороной, ведешь переговоры, когда и как можно заехать, кто может заехать, на каких условиях и под какие гарантии, что ребята выедут и не пострадают… Так идет вывоз тела. Сейчас "двухсотые" после Снежного, после иловайского "котла", после Зеленополья — там даже были не тела, а практически неузнаваемые останки.
В Днепропетровске подключились ребята, в Новоград-Волынском есть бывшие афганцы, у них рефрижератор, на котором вывозят тела. Я вела переговоры с той стороной, договаривалась, кто может заехать, когда можно забрать. Если нельзя было зайти, я вела переговоры, и организовывала доставку до Днепропетровска. Тут уже или сами отвозили, или подключалась воинская часть. Но были моменты, когда нужно было самой заходить (на ту сторону – Авт.). Заходила. Были в Марьинке, Сватово, Краматорске, в Волновахе, Амвросиевке, Харцызске.
Если точно знают, что он "двухсотый", тогда легче. Его надо найти и доставить домой. Если идут бои — ищешь, через кого связаться и договориться, как вывезти его на нейтральную территорию.
Считаешь, сколько вывезено тел?
— Если взять данные месяц назад, которые подсчитывали мои ребята, то было доставлено домой больше 150 человек. Три недели назад перестали считать. Пошло такое количество людей, что стало просто невозможно. Есть базы данных, кто они и откуда. Но сейчас это уже конвейер — быстро, быстро, быстро. Я уже как робот, на трупы не реагирую…
Всеукраинский центр поиска организовал горячую линию, есть пять телефонов, которые известны везде. Все знают, что я — "Чонгар". Ребятам нужно было делать в Facebook страницу, и стал вопрос, куда обращаться, к кому. Мы тогда стояли на Чонгаре, и кто-то из ребят предложил — Чонгар. Так и прилипло. Был волонтер, а теперь — "Чонгар". Когда взломали нашу страницу в Facebook, и мы создали Всеукраинский центр поиска, многие не верили, пока не подписали "Чонгар", и иллюстрация — голубое небо, хлебное поле, и мать молится за сына. Так меня и находят.
Читайте также: Итог АТО и разгул криминала — высшая мера наказания для Украины
С какими проблемами чаще всего приходится сталкиваться?
— Есть неточности учета. Две недели назад многие из тех, которые шли "двухсотыми", оказались живы. Кого-то местное население выхаживало, кто-то нашелся в плену.
Иногда погибших после боя хоронит местное население, а там — тела и неузнаваемые лица, и есть какие-то документы. Понятно, что во время боя у многих документы утеряны. И когда кто-то из местных находил "двухсотого", у которого лица нет, хоронили их с найденными документами. У многих складывалось так, что увидеть — увидели, привезли, похоронили, а когда сделали ДНК-экспертизу, оказалось, что другой человек. Поэтому мы родных успокаиваем. Чтобы точно знать, что "двухсотый", нужно, чтобы похоронили свои ребята после боя. Если нет — ищешь, какой морг, какая часть забирала, какой госпиталь. Было очень много случаев, когда ребят отвозили в морг, а они оказывались живыми.
Сейчас уже более глобально ведется работа. Минобороны помогает с данными для опознания тела, Служба безопасности Украины помогает, воинские части. Когда официально открыли Всеукраинский центр поиска, начали обращаться многие командиры частей — дают списки, и начинаются поиски, поиски, поиски…
Как проводится идентификация тел?
— Вообще никак. Если на той стороне есть "двухсотые", они сообщают, в каком морге тела, которые надо забрать. Если есть документы…
Когда обращаются, мы спрашиваем про особые приметы — зубы, родинки, шрамы, вещи — обручальное кольцо, цепочка. Были случаи, когда мы опознавали тела по личным вещам. Кто-то не брал фотографии, но брал молитвенник…
Читайте также: Бунт в батальонах АТО: "Руководство МО — саботажники, нас сливают"
А как опознают обезображенные тела?
— Забираются из могилы, собирается ДНК. Две недели назад было захоронение в Запорожье — да, они все черные и кишки наружу, но есть какие татуировки, хотя если трупные пятна пошли, опознать уже невозможно. Понятно, тело распухшее, но иногда можно определить, как растут волосы, форму носа, ушных раковин. Обезображенные тела можно опознать только по тесту ДНК.
Многие родные приезжают забирать, но это очень сложно. Они не знают, как их оттуда вывезти. Были случаи, когда отец поехал за сыном, и пробыл там две недели — не знал, как тело вывезти.
Кто работает во Всеукраинском центре поиска?
— После выезда из Крыма я была дома, и тогда пошли первые звонки о помощи: вы там были, может, есть какие-то связи. Сначала это была работа на дому. Сейчас центр работает в Тернопольской ОГА. В основном у нас коллектив женский, есть только представитель военкомата и военный психолог. Среди девчат кто-то мужа потерял, кто-то брата, кто-то прошел это все. Вот мы и тянем. Хотя есть много нюансов. Открылся Центр и начались вопросы — как работаете, за что живете… Наталья, мой заместитель, — на бирже стоит. У меня — пенсия по утрате кормильца по первому мужу. Кристина проходит практику и работает. Наталья — в Тернополе вместо меня, вся медицина на ней. Кристина — одна из первых, кто откликнулся, она помогала мне создавать базу.
В какие регионы везут "двухсотых"?
— Всюду. Это только кажется, что потерь нет. Когда открываешь базу, то все наоборот. Нельзя сказать, что погибшие только с Западной Украины — это неправда. "Двухсотые" — из 93 бригады, 70-й, 40-й бригад, из батальонов "Донецк", "Айдар", "Азов", "Миротворец", "Свитязь". Донецк и Луганск воюет и на украинской стороне.
Много погибших из Кривого Рога, Полтавы, Кировограда, Днепропетровска, Одессы, в Белой Церкви меньше. Есть погибшие из Броваров, Борисполя, Ирпеня… На Тернопольщине много погибших ребят, из Львова, Ивано-Франковска, Новоград-Волынского. Есть погибшие из 51-й бригады из Владимира-Волынского, 95-й бригады из Житомира.
Много случаев, когда ребята 4 —5 месяцев находятся в зоне АТО, а им приходят повестки, извещения что против них возбуждены уголовные дела.
Читайте также: Милицейское генерал-губернаторство Украины и Порошенко
Как долго ты планируешь этим заниматься?
— Есть полковник Татаренко (улыбается), он еще на Чонгаре сказал: будет желание бросить — не сможешь, родители в покое не оставят. Есть уже контакты, и знаешь, куда обращаться, знаешь процедуру оформления документов, знаешь как помочь психологически. И тебя уже не бросят родные. Я его теперь очень часто вспоминаю…
Были у меня истерики, я уже говорила все, больше не могу, пускай кто-то другой этим занимается. И в итоге — все возвращается на круги своя.
