наверх
29.03.202407:48
Курсы валют НБУ
  • USD26.89+ 0.03
  • EUR31.83+ 0.14

Не надо смеяться над Кивой. Кто и как в Украине создает образ врага

(обновлено: )2043181
Никакая пропаганда не может быть действенной, если не опирается на определенные ожидания и запросы массового сознания, если она не адекватна уже имеющимся стереотипам понимания происходящего.

РИА Новости Украина

Призывы к расправам над русскоязычными и этническим чисткам

Бывший советник министра внутренних дел Илья Кива заявил, что Украине нужна смертная казнь – "беспощадное уничтожение противников и предателей, чтобы появилась возможность "закапывать в землю любителей Русского мира"". Уничтожать он предлагает носителей пророссийских взглядов, пишет Антон Кравчик

В отношении "людей, которые пытаются нам рассказать о возможных улучшениях во взаимоотношениях с Россией и инакомыслии внутри государства", Кива заявил, что "здесь не будет инакомыслия. Здесь будет только уничтожение противника, уничтожение предателей и всех любителей Русского мира. Мы их просто-напросто будем стирать с лица земли украинской". 

Миф врага

Как же возник образ врага и какие социальные функции он играет? Было бы упрощением полагать, что активизация роли врага в общественном мнении является результатом навязанной пропаганды, идеологического манипулирования. 

Никакая пропаганда не может быть действенной, если не опирается на определенные ожидания и запросы массового сознания, если она не адекватна уже имеющимся стереотипам понимания происходящего. Внести нечто совершенно новое в массовое сознание – дело практически безнадежное, можно лишь актуализировать те комплексы представлений, которые уже существуют в головах людей. 

Актуализация образа врага означает, что само общество начинает испытывать сильные социальные напряжения, источники которых с трудом опознаются и рационализируются. Для того чтобы человек или определенная социальная группа стали "врагом", они должны получить ряд обобщенных характеристик.

Идеологема "врага"

Пластичность социальной природы человека связана с его представлениями о социальном мире, организованном по модулю "свои – чужие". Особую роль в их ряду играет идеологема "врага". 

Как всякая метафора, целенаправленно организующая вокруг основного ядра – самоочевидного представления "враг" – разнообразные понятийные контексты, и здесь комплекс значений врага устанавливает различные связи между пониманием социального "целого", т. е. общества или "мы", соответствующей ему властью и характером индивида, входящего в это "целое". 

Образ врага акцентирует те социальные нормы и ценности, которыми создается и управляется данное общество. Он опосредованно указывает на символические характеристики картины социальной реальности в сознании человека. Не только структура образа врага, но даже само по себе выдвижение на первый план риторики врага в современном украинском обществе уже может служить симптомом важнейших социальных процессов – массовой консолидации мобилизационного типа, блокировки неугодных инноваций, консервации архаических или утопических представлений и ритуалов. 

Как известно, само по себе насилие, какова бы ни была его природа или интенсивность, не может обеспечить сохранение и воспроизводство репрессивного режима в течение длительного времени. Для этого власть должна получить массовое признание, а население – адаптироваться к условиям, которые задаются существованием подобной системы. 

Оно должно также выработать ответные навыки взаимодействия с управляющими органами, психологические и социально-регулятивные механизмы принятия этого режима власти. Легитимация постмайданного режима заключаются в специфическом сочетании культуры страха и надежды, соединении официального культа героизма и самоотверженности с этикой национального превосходства, за которым стоит компенсация банального комплекса государственной неполноценности. 

Производными от них были повседневные комплексы внутренней зависимости и пассивности, неопределенность и партикуляристская рассеянность индивидуальной идентичности и социальная незрелость (патернализм, подростковые агрессивность и некритичность населения в отношении пропаганды). Образом врага сегодня является "Россия" и все не только "российское", из РФ, но и просто "русское", так сказать, местного разлива. 

Это чревато разжиганием братоубийственной розни, этническими чистками и гражданской войны. Именно этого и добиваются кураторы ЦРУ, подталкивающие провластных медиа-шутов и просто тв-клоунов к обострению ситуации в стране. Цель очевидна – запустить югославский сценарий и залить Незалэжну кровью.

Образ врага как следствие возникновения массового общества

Для традиционного общества категория "враг" имеет довольно устойчивое значение. Неслучайно только в христианстве "враг" получает психологическое и социально-моральное обобщение, становится универсальным символом зла – "врагом рода человеческого". 

Иначе говоря, до начала процессов массовизации, то есть до разрушения сословного, феодального общества и формирования массового общества, проблематика "врага" не получала распространения. За исключением церкви, фактически не было такого института, который нуждался бы в соответствующем функциональном социальном механизме идентификации и консолидации и был бы в состоянии выработать подобные смысловые представления. 

Читайте также: Привет СССР. Украинские чиновники встречают американский уголь

Ситуация в этом плане начала меняться лишь в Новое время, с началом формирования массового общества и его специфических интегративных систем – национальной идеологии. Первый же пример резкой массовизации: Французская революция дала первые образцы обобщенных представлений о "враге", точнее "враге народа", а также непосредственно связанную с ними практику массовой мобилизации (в духе "Марсельезы") и логически вытекающих из нее массовых репрессий – якобинского террора. 

"Враги" стали катализаторами не только утверждения первого национального мифа, национальной идеологии, но и первых эскизов концепции национального государства и его институтов как представительских, так и репрессивных, необходимых для защиты национальной культуры, языка и т. п. В характер массовизации начинают включаться представления о "враге", потенциальной угрозе для "всех", задающей единство "негативной солидарности" (сплотить всех против образа врага). 

Образ врага начинает играть роль основного механизма интеграции возникающей социальной плазмы, ее организации, консолидирования от противного. Комплекс национальной или социальной неполноценности (невротический кризис национальной идентичности) компенсируется агрессивностью демонстративной и социально-репрессивной, ориентированной на поиск внутренних врагов. 

Отсюда повышенное значение защитно-оборонных рефлексов, распространенность доносительства и бдительности. Глубоко традиционалистский способ организации социальной реальности по принципу "своих" и "чужих", которому подчиняются любые другие типы социальных действий – от моральных представлений (двойная племенная этика для своих и для всех прочих) до профессиональных или правовых отношений, способствует не просто консервации образа врага, но известной его сакрализации, демонизации, превращая подобные формы в основные механизмы поддержания сегрегированной или дихотомической реальности, например "украиноязычный/русскоязычный". 

Уже само это деление означает, что вводятся новые формы подавления системы общечеловеческих ценностей во имя идолопоклонства псевдоценностям национальным, что сопровождается чувством нарастания анархии, усилением вражеских значений "русскоязычных" как обобщенного представления "анти-мы", чуждого и противного "Украине", которая, в свою очередь, как таковая формируется именно как антитеза всему "российскому". 

Национальное самосознание ("национальная культура") утверждается и развивается именно в модусе негативного отношения к "русскоязычному" как "чужому", "враждебному", "инаковому". Сакрализированный и обобщенный до неопределенности "враг" становится доминирующим фактором консолидации украинского государства и этнонационального сознания его масскультуры.

Теория Врага

Главная функция образа врага – нести представления о том, что является угрозой самому существованию группы, обществу, организации, с которой идентифицирует себя субъект и адресат риторических обращений, угрозой "базовым ценностям" сообщества, точнее его несущему доминирующему мифу или идеологемам в головах его членов. 

Смертельная опасность, исходящая от обобщенного "врага", является важнейшим признаком этих смысловых или риторических конструкций. 

"Враг как таковой" вселяет метафизический ужас, холодок пробегает по спине и… тянет к своим, сгрудиться в стаю, чтобы погасить возникшую тревогу. Увидеть "врага" – значит сделать шаг навстречу смерти. Этим враг отличается от других, хотя и близких персонажей символического социального театра – "чужого", "постороннего" или маргинала. 

"Маргинал" – социальный тип, сочетающий значения (ценности и нормы) двух групп или миров – того, откуда он пришел, и другого, где он стремится стать "своим", получить признание, освоиться и адаптироваться. Чуждость, демонстрация социальной дистанции между своими и не-своими, дву-мирность и прочие свойства маргинала еще не предполагают угрозы для группы "своих", – маргинал всегда заведомо слабее в социальном плане, чем "свои". 

От маргинала необходимо отличать "Другого" ("Иного"), главное назначение которого – служить условием выражения позитивных значений "своих", типичных в определенности их ролевых или статусных определений. В качестве "другого" может быть и "свой", но выходящий за рамки "нормы". "Другой" близок к семантике "маргинала", но отличается от него тем, что этот персонаж почти всегда полупосторонний. Его функция – указать в ценностной перспективе общепринятых значений группы на культурные границы "мы-группы", зоны "своих", пределы "наших". Способ реализации этого заключается в выявлении или разметке характерной неполноты ролевых определений, ценностных конфликтов, норм действия и связанных с этим напряжений в группе. 

"Чужой" же отмечает внешние границы "своих", пределы понимания и идентичности группы. "Чужим" действующий может быть только по отношению к закрытым группам, куда доступ очень жестко регулируется. В качестве барьеров при этом могут служить расовые или этнические предрассудки и нормы, накладывающие запреты на поведение, этноконфессиональные границы, социальные барьеры между кастами или сословиями. 

Читайте также — Семен Глузман: Украина скатывается в откровенную грязь

В конструкциях "чужого" насилие имеет дополнительный или частный характер, тогда как в образах врага тема насилия становится одной из главных. Поэтому "враг" обычно сливается с темой войны или агрессии: враг должен быть уничтожен. Типологически враги могут различаться не только по характеру угрозы, которую они несут (погибель души, уничтожение нации, культуры, сверхценной национальной идеи, набора ценностей, достоинств и пр.), по масштабам угрозы, но и по тому виду авторитета, который отвечает за существование или благополучие группы, противостоит врагу или нейтрализует его действия. Но в любом случае враг представляет собой фактор, мобилизующий всех членов сообщества к солидарности и сплочению вокруг власти или группового авторитета, который гарантирует им условия безопасности и избавления от угрозы уничтожения. 

Враг, указывая "слабым" или неустойчивым индивидам иные, недопустимые в группе возможности действия и ценности, подрывает внутреннюю дисциплину и верность сообществу, значимость единых норм, целей группы или императивы выживания. 

В самых сложных случаях враг представляет собой угрозу только тем, кто управляет сообществом, кто регулирует основные сети отношений, кто контролирует доступ к "иному", запрещенным ресурсам или стратегиям поведения. Однако любые конкретные формы действия для того, чтобы получить квалификацию в качестве "вражеских", должны восприниматься как символически иллюстративные, пониматься как пример "действия многих", т. е. включать в себя методическое требование неопределенной генерализации (обобщения), соотнесения с контекстом всего социального целого. 

В этом плане "враг" – способ проявления значений "Мы" как целого, конституции "массы". Враг – это враг всех: идеологический (классовый) враг. Диагноз "наличия врага" предполагает формирование двойной генерализирующей установки: рассеянную по всему обществу подозрительность, недоверие, бдительность как принцип социальной организации, а также горизонт сознания "наших", то есть социально бескачественное определение своих как "не-врагов".

Итоги: Образ врага и политическое самосознание нации

Использование идеологемы врага для негативной мобилизации представляет собой специфический сброс институциональной "сложности", блокировку модернизационного развития, плебейское упрощение или уплощение социокультурной организации общества. 

Известный философ Карл Шмитт писал в своей статье "Понятие политического": "Враг становится предпосылкой политического самосознания и консолидации общества как органического целого. Политическое мышление и политический инстинкт теоретически и практически подтверждают себя в способности различать друга и врага. Функциональная роль категории "враг" не связана с какими-либо привходящими значениями. Здесь не важны или второстепенны любые другие характеристики оппонента – экономические, моральные, эстетические. 

Враг – предельно иной, с ним невозможны частные соглашения, нет опосредующих всеобщих норм, невозможен суд третьих инстанций. Этим он отличается от любого конкретного противника или оппонента – частного человека, отдельной группы. Враг – не конкурент и не противник в общем смысле. Враг – также не частный противник, ненавидимый в силу чувства антипатии. 

Враг может быть по своей реальной возможности только публичным врагом, ибо все, что соотнесено с такой совокупностью людей, в особенности с целым народом, становится поэтому публичным. "Враг" тем самым получает исключительно "бытийственный", "экзистенциальный" смысл. 

Репрессивный режим берет на себя право объявлять внутригосударственных врагов и посылать людей на смерть без соответствующего рационального оправдания или цели. Необходимость внутригосударственного умиротворения ведет к тому, что государство как политическое единство совершенно самостоятельно определяет "внутреннего врага" Но точно так же и смысл войны становится чисто децизионистским – не справедливость или иной какой-то содержательно-рациональный принцип или тезис определяет характер и мотивацию войны, а одно лишь наличие "врага". 

Сущность политической "экзистенции" какого-то народа заключается в том, есть ли у него воля к определению врага или друга. Если у него этой воли или способности нет, он прекращает политически существовать. Никакие содержательные, конкретные мотивы действия не образуют форм политического взаимодействия, кроме самодостаточности вражды, сверхценности врага, служащего для негативной конституции соответствующей общности. 

Разумно предположить, что подобное упрощение всей проблематики политического действия значимо только для крайних ситуаций бесконечной войны или длительных репрессий внутри государства". Именно к ним Кива и призывает.

Самое читаемое
    Темы дня