Тимур Громов, РИА Новости Украина
"У въезда на улицу Ленина, которая берет начало на одноименной площади, шрамы украинской истории предстают взгляду в виде процессии памятников погибшим. Каждый из них по-своему рассказывает о непростой участи Марьинки, городка в Донецкой области, посреди восточноевропейских степей, которые американский историк Тимоти Снайдер называет "кровавыми землями", — пишет Бенуа Виткин в статье для Le Monde.
"На массивном памятнике, посвященным погибшим во время Второй мировой войны, значится 325 имен, причем речь идет лишь об убитых и получивших награды солдатах. В общей сложности, с 1941 по 1945 год на фронте погибли 5 075 человек из Марьинского района, к которым также следует добавить сотни мирных жителей. Чуть дальше расположен мемориал "ликвидаторам" аварии в Чернобыле: 153 человека. Такая огромная цифра связана с преобладанием шахтеров среди тех, кого отправили в 1986 году бороться с катастрофой на АЭС. Чуть дальше, видна скромная стела в память о шести погибших в афганской войне (1979-1989)", — продолжает автор публикации.
"Четыре года назад война прочно обосновалась в Марьинке. Потери, конечно, уже не те, что в кровавом ХХ веке, однако город с 10 000 населением (в мирное время; в настоящий момент там насчитывается порядка 6 000 жителей) все же заплатил немалую цену за бесконечный конфликт: с 2014 года снаряды, шальные пули и мины унесли жизни 90 жителей Марьинского района. В их честь памятников пока не построили", — пишет журналист французского издания.
"Груда железа в углу сада Андрея Гницевича из дома 112 по улице Ленина — это самое близкое во всем городе к тому, что можно было бы назвать мемориалом бед Марьинки. В частности, там мы видим четыре гранатометных и два минометных снаряда, отличающиеся своей удлиненной формой пулеметные боеприпасы и дверной проем со следами бессчетных попаданий. По вечерам на улице Ленина никто не горит желанием задерживаться у двери, напоминанием чему служат окна с двумя новыми дырами", — продолжает Бенуа Виткин.
"Сегодня мы уже ни во что не верим"
"В другой жизни Андрей Гницевич не смог бы отличить один кусок искореженного металла от другого. Тем не менее, каждая часть его "арсенала" рассказывает о каком-либо эпизоде его войны, которую явно проиграли пострадавшие от взрывов кухня, крыша и спальня. Покрывшая некоторые снаряды ржавчина говорит о прошедшем времени с первых ожесточенных боев лета 2014 года до артиллерийских дуэлей и ночных перестрелок, которые сейчас стали частью жизни Марьинки", — пишет автор статьи.
"Как ни странно, дом может пережить подобное обращение. Человеку же приходится труднее. Даже такому крепкому, как Андрей, который 20 лет из своих 40 провел на добыче угля в шахте "Трудовская". У него больше нет сил, чтобы сдерживаться", — говорится впубликации. "Мне уже на все наплевать", — добавляет он после каждой фразы. В расширенном варианте это означает следующее: "У нас была надежда на то, что война остановится, мы верили в объявление перемирия. Сегодня мы уже ни во что не верим".
"Сейчас его волнуют только две вещи. Его 17-летняя дочь Дарина — лучшая ученица в классе. Летом она поедет в Киев учиться на юрфаке. Когда ночью начинают падать снаряды, Андрей заставляет ее прятаться в печке из толстых кирпичей, а сам спокойно ложится в кровать вместе с женой. Потому что ей тоже уже на все наплевать. Вторая проблема — это отопление зимой. На улице Ленина больше нет газа…", — пишет французский журналист.
"В советское время улица Ленина была тихим райским уголком, если верить матери Андрея 61-летней Елене Гницевич. Невысокие кирпичные дома и пробуждающаяся весной роскошная природа придали району вид мирной деревни, которая находится достаточно далеко от заводов, чтобы стать тихой гаванью для жителей. Пятикилометровая улица проходит Марьинку с запада на восток и уходит в соседнюю Александровку, которая сейчас оказалась на территории сепаратистов", — говорится в статье.
Елена, бывшая сотрудница электросети, родилась в доме 254 (сейчас там нет ни света, ни воды), а затем переехала к мужу в очаровательный дом 138, где днем она присматривает за детьми тех немногих соседей, у кого еще осталась работа, продолжает автор публикации. Она нашла утешение в войне: "Сегодня люди вновь помогают друг другу, как было при СССР. Мы держимся только благодаря солидарности. И нашим огородам".
"Декоммунизация"
"В Советском Союзе насчитывались тысячи улиц Ленина, которые выходили на площади Ленина с памятниками вождю октябрьской революции. От больших промышленных городов Белоруссии до отдаленных деревень Таджикистана, улица Ленина была главным внешним признаком принадлежности к советской империи. После 1991 года некоторые были переименованы в честь национальных героев новых независимых государств", — продолжает Бенуа Виткин.
"В Марьинке улица Ленина была только в 2015 году переименована в улицу Прокофьева, в честь знаменитого композитора и уроженца Украины. Эта смена названия в силу утвержденного в Киеве закона о "декоммунизации" не дала особых результатов и не прижилась среди местных. Десоветизация — новое для Украины явление, хотя на площади Ленина о нем напоминает памятник жертвам советских репрессий и голода 1930-х годов", — пишет автор статьи.
"Судьба улицы Ленина в превратившейся военную зону Марьинке противоречит утверждениям о ненасильственном распаде СССР. Четверть века спустя война на востоке Украины стала своеобразным кровавым отражением потрясений 1991 года. Хорошо слышный в начале этих событий голос мирных жителей теперь уже мало что значит в этой войне", — отмечает журналист французского издания.
В клещах
"Сейчас жители улицы Ленина оказались у самого фронта: он проходит параллельно ей, в 400 метрах к северу вдоль реки Осиковая. Кроме того, к востоку дорогу перерезает другой участок фронта. Те, кто хотели уехать, сделали это очень давно. Как бы то ни было, конфликт в Донбассе отличается присутствием большого числа мирных жителей. Объясняется это привязанностью к земле и построенному собственными руками дому, фатализмом, отсутствием перспектив и средств на переезд", — пишет Бенуа Виткин.
"Я еще не видел такого числа оставшихся в домах мирных жителей, как в Донбассе, ни на одной войне, на которой мне довелось побывать", — говорил в 2017 году представитель Международного комитета Красного Креста Ален Эшлиманн. Вдоль 470-километровой линии фронта почти миллион человек живут менее чем в 5 километрах от нее: 200 000 с украинской стороны и более 600 000 со стороны мятежников, где застройка плотнее, а ущерб от артиллерийских обстрелов серьезнее, говорится в статье.
Читайте также: Жданов: за разминирование Донбасса никто не отвечает
"После ответа на экзистенциональный вопрос (уехать или остаться?) жизнь на улице Ленина сводится к решению связанной с конфликтами череды проблем. Где лучше прятаться от снайперов и шальных пуль? Пойти в более дорогой магазин по соседству или же решиться на более опасный путь в несколько сот метров до рынка? Менять ли разбитые окна и латать ли крышу, если завтра снаряд может похоронить все плоды этого труда? Сколько комнат топить с учетом дыр в окнах? Где найти уголь?", — продолжает автор публикации.
"Былая злость и страх остались в прошлом. Война давно уже стала рутиной, данностью, с которой приходится считаться. Остается лишь сильнейшая усталость и эпизодический страх под обстрелами. Как бы то ни было, этой весной на улице Ленина затишье. "Относительное затишье". "Почти затишье". Если абстрагироваться от пулеметного огня, который раздается в любое время дня", — пишет Бенуа Виткин.
Красная зона
"Невысокие дома на улице Ленина являются залогом ее очарования, но в то же время и одним из ее слабых мест. Городские высотки хотя бы предлагают защиту, создают иллюзию убежища. В такой период "затишья" в июне 2017 года 50-летняя Наталья Москалевская получила пулю в правую ягодицу, когда работала на своем огороде. Она сохранила ее как сувенир после двух недель в больнице", — продолжает автор статьи.
"С тех пор, как только заканчивается стрельба, она натягивает сапоги, но готова в любой момент юркнуть обратно в дом. Все это откровенно веселит ее мужа Юрия, который ни за что на свете не встанет с кровати и ищет спокойствия в юморе с той же силой, с какой Андрей Гницевич погрузился в отчаяние. Они живут на 4 500 гривен в месяц и вынуждены полагаться на "папу римского", чтобы получить уголь для отопления. Речь идет о Католической церкви, которая входит в число организаций, предоставляющих гуманитарную помощь", — отмечает журналист французского издания.
"Дом Натальи и Юрия находится в начале самого опасного сектора улицы Ленина. Дальше к востоку расположена "красная зона", куда не заходят гуманитарные НКО, скорая помощь и пожарные. Когда Наталья была ранена, ей пришлось в одиночку ехать из этой зоны на мопеде. Эта сцена до сих пор вызывает смех у ее мужа, как и упоминание о том дне, когда взорвался туалет, разбрызгав свое содержимое по соседней крыше. Летом 2017 года, когда пришедший из Донецка мужчина подорвался на мине, местным жителям пришлось самим вытягивать его тело с помощью кабеля, а затем вывозить из красной зоны", — пишет Бенуа Виткин.
"Все приучились к осторожности. Мины, снайперы… В начале второй половины дня улица Ленина пустеет. Как и номера домов, проходящие часы символизируют растущую угрозу. Последний уголок жизни — продовольственный магазин в здании 130. Продавщица Рита встречает всех улыбкой. "Они работают ночью, — говорит она о солдатах. — А я — днем. Все в своем ритме!", — говорится в статье.
"Дети привыкли к войне"
"В школе №2 на площади Ленина меры безопасности приближены к военным: мешки с песком у стен, сетки на окнах, учения по скоростному спуску в убежище, вооруженные люди в вестибюле и школьных автобусах… Кроме того, все выходящие на восток, на улицу Ленина, комнаты, были закрыты. Отказаться от этих помещений стало легче из-за сокращения числа учеников: до конфликта их было 350, а теперь осталось всего 166. Школа не прекращала работу даже в самый разгар боев, когда во двор падали снаряды", — продолжает автор публикации.
"Это решение было согласовано с властями и родителями, — объясняет директор Людмила Панченко. — Закрытие школ погубило бы город. Кроме того, доля большинства детей школа — более надежное убежище, чем дом. Здесь их точно ждет двухразовое горячее питание, на что не всегда можно рассчитывать дома. Дети приходили даже тогда, когда здесь не было ни окон, ни дверей". Эта 36-летняя женщина самоотверженно работает и следит за тем, чтобы все дети вернулись домой живыми и здоровыми, хотя и получает всего 4 000 гривен в месяц, пишет журналист французского издания.
Читайте также: Донбасс: осторожно, мины!
"Самое страшное в том, что они привыкли к войне, — считает Людмила. — Кажется, что им уже больше не страшно. Как бы то ни было, это иллюзия, они не чувствуют себя нормально. Регулярно работающие с ними психологи подтверждают их сильнейшую тревогу. Как ни парадоксально, эта ситуация делает их более серьезными: они понимают важность учебы, знают, что родители рассчитывают на них. Некоторые проводят выходные за рыбалкой, чтобы принести домой еды".
"Девятилетний Миша Сигарев — один из этих ребят с бледными лицами, которые не могут играть на улице. Внешне он спокоен, однако нервно заламывает руки под партой. Дома ему разрешают гулять лишь от двери дома до ворот. Тем не менее именно там его ранило в голову осколком снаряда летом 2015 года. Когда мы говорим с ним о довоенных временах, Миша запинается: он почти не помнит, что было до того, как улица Ленина превратилась в зону боевых действий", — пишет Бенуа Виткин.
"Серая зона"
"Миша Сигарев и его мать живут в еще более таинственной и опасной части улицы Ленина: в "серой зоне", на "ничейной земле"… Четыре десятка человек до сих пор выживают к этой неправовой зоне, на которой летают пули и снаряды. В подписанных в феврале 2015 года Минских соглашениях не говорится ни слова о дальнейшем статусе этого клочка земли между двух миров", — говорится в статье.
"Каждый день маленький Миша (он мечтает "стать дальнобойщиком или артистом", "вновь увидеть папу" и "чтобы люди больше не страдали) пересекает украинскую линию, чтобы попасть в школу, а вечером идет обратно с полученным в городе углем. Только у жителей серой зоны (они внесены в специальные списки) есть право пересекать линию фронта, в частности, чтобы получить пенсию", — продолжает автор публикации.
"Остальным приходится идти через официальные блокпосты, что означает опасную эпопею в несколько часов, хотя раньше путь в Донецк занимал 15 минут на машине. Разрыв связей с региональной метрополией очень сильно отразился на экономике Марьинки, которая и так уже пострадала из-за закрытия заводов в связи с войной. Единственное утешение: с правительственной стороны продукты дешевле…", — пишет Бенуа Виткин.
"Раздаваемой несколькими НКО гуманитарной помощи недостаточно. Получить ее могут только люди определенных категорий: пенсионеры, инвалиды, матери-одиночки, перемещенные лица… Что касается обещанных муниципалитетом средств на ремонт крыш и окон, они существуют только на бумаге. Как бы то ни было, относительное затишье последних нескольких недель дает надежду на подвижки. Красный Крест предлагает гранты тем, кто хотят начать бизнес или открыть магазин. Отголоски этого докатились даже до серой зоны, где друг Миши Сергей Зыгаленко хочет открыть мастерскую по ремонту велосипедов. Только вот на ничейной земле лишний шум не приветствуется…", — говорится в статье.
"Люди спрашивали, собираемся ли мы их убить"
"На улице Ленина после давно заброшенного продовольственного магазина Светланы начинается мир военных. У последних позиций тишина становится гуще, земля усыпана камешками и осколками снарядов. Бойцы 30-й бригады расположились в нескольких заброшенных домах. Те, кто дежурят на передовых рубежах, сидят в траншеях: не так удобно, но намного более безопасно", — продолжает журналист французского издания.
"Здесь война тоже стала рутиной. Горячка первых дней конфликта уступила место монотонному противостоянию. Последние два года армия не отправляет призывников на фронт, а волны мобилизации остались в прошлом. Солдаты по большей части подписали двухлетний контракт с зарплатой в 17 000 гривен, однако ими в той же степени движут и патриотические "идеи". Питание и снабжение уже совсем не то, что в первые годы конфликта, однако теперь становится "трудно найти хоть какой-то смысл в этой позиционной войне", — признает лейтенант Иван Бурдюг, который служит в армии 14 лет из своих 32", — говорится в статье. "Быть может, наши дети смогут расти в другой стране, — говорит он. — Сейчас же единственное, что мы можем сделать, это удерживать этот клочок земли".
"Лейтенант сожалеет лишь об одном: "Почему мы не снесли эту телебашню?" Она расположена в Перовском районе Донецка в нескольких километрах от Марьинки и символизирует сложные отношения, которые всегда были у украинской власти с жителями Донбасса", — пишет Бенуа Виткин. "Сначала люди спрашивали у нас, собираемся ли мы пытать и убивать их, — вспоминает лейтенант Бурдюг. — Потом они увидели, что мы — люди, что мы помогаем им при возникновении проблем".
"В целом отношения мирных жителей и военных отличаются мрачным безразличием, их контакты — редкость. В магазинах солдатам не продают спиртное. Политические взгляды (пророссийские или проукраинские) тоже перестали быть актуальными под грузом войны. Остается лишь надежда покончить с насилием, сделав ставку на многообразие украинской идентичности. Примером тому может быть пенсионерка Елизавета Рябко, которая до сих пор называет СССР "моей страной", но при этом владеет украинским не хуже современной городской молодежи", — пишет журналист французского издания.
